– Борьба, борьба, беспощадная с ней борьба, – бичевал сам себя вконец перепуганный N. – Нужно использовать самый малый, самый ничтожнейший шанс: не расклеиваться, не сгибаться! К черту дока-говоруна… Если психиатрия бессильна, есть гомеопатия, священники, колдуны… Да, да, почему бы не магия? Почему не всесильные вуду?
XLIX
Первым делом он проклял психолога. Затем началась беготня, лихорадочная, бестолковая (доценты, профессора, академики). N, уже не стесняясь, раскрывал свои карты неврологам, нейрофизиологам, нейрохирургам, гомеопатам; кто пугался, кто выслушивал с тем сердобольным вниманием, с которым обычно обхаживают душевнобольных, но везде, во всех этих уважаемых кабинетах и частных домах, результат был один – фиаско. Впрочем, можно понять почтеннейших профессионалов (молодых, пожилых, престарелых, гривастых, лысых, бритых, небритых, с бородкой клинышком, с экстравагантными бакенбардами и эспаньолками): в их уставшие от вида разнообразных недугов (грыжи, аппендициты и опухоли) глаза вперивался отчаянный взгляд субъекта, который в свои тридцать с небольшим лет, на всеобщее докторское удивление, был физически абсолютно, безапелляционно здоров. Более того, и с точки зрения психиатрии (если оставить в стороне его лихорадочные и совершенно неприемлемые свидетельства о столь в высшей степени темном предмете) N казался им адекватным (не последняя роль их клиента в мире, который менее всего терпит сумасшедших, являлась тому подтверждением).
Так что реакция на откровенность оказалась вполне предсказуемой: вновь самыми всевозможными способами, при помощи испытанных и только-только разработанных новейших технологий, были просвечены его внутренности – печень, легкие, селезенка (и ничего, ничего не найдено!), тщательно – для окончательного успокоения – исследованы кровь, моча, экскременты (и прочее, прочее, прочее) – с тем же обнадеживающим результатом. Тем не менее полный слез и отчаяния N описывал им болезнь, в природе попросту не существующую, страстно свидетельствуя об обитающем в нем фантоме, о незримом, словно нейтрино, нечто.
L
Врачи сделали все, что могли. Среди них встречались неисправимые скептики; находились и те, кто все же пытался разрубить этот узел и хоть как-то облегчить положение. К сожалению, чистосердечные помощники рано или поздно скатывались к единственному диагнозу: их, вызывающие у N горькую оскомину, одинаковые рассуждения о неврозах, болезненном воображении, навязчивых состояниях, имеющих обыкновение опутывать с головы до ног особо впечатлительных людей, не оставляли ему ни малейшей надежды на помощь с их стороны. Однако еще какое-то время N отчаянно бился обо все эти двери, с жаром отнимая драгоценное время у «эспаньолок» и «клинышков», прежде чем иллюзии наконец-то не сжалились над ним и его не оставили.
LI
Пришла пора медицины нетрадиционной. Стиснувший зубы N посещал места, о которых профессора отзывались если не презрительно, то с изрядной долей снобистского скепсиса. Настоящим рассадником фитоаптек и прочих подобных нор со сбивающим с ног у самого входа запахом благовоний являлись, конечно же, чайна-тауны: там, в бесчисленных полуподвальчиках, страждущим всучались растолченные в ступе минералы и миксы из птичьих пометов. N послушно скупал мешочки с изображениями пагод, будд, бамбуковых рощ, вислоусых, гривастых драконов, а затем глотал все эти таблетки, капсулы, шарики, скрупулезно следуя набросанным иногда даже на газетных обрывках правилам их приема. Конечно же, ничего не помогало, но N продолжал залезать в фитощели.
LII
Упрямство страдальца самым удивительным образом было вознаграждено: вид посетителя, заглянувшего в очередную аптечку, заинтересовал хозяина лавки; черепаха поспешила навстречу и, неожиданно крепко схватив виски гостя ломкими, словно стебли старого камыша, пальцами, приблизив к своим совершенно довольным жизнью столетним прищуренным глазкам его затравленные глаза, настояла на снадобье. Развязав мешочек, чтобы увидеть средство, N едва не свалился от запаха. Тем не менее, как и прежде, он выслушал рекомендации (утром, в полдень и вечером щепоть на сто граммов спиртного) и спрятал покупку в карман.
LIII
Результат был ошеломляющим!
LIV
Взорвавшийся от радости N то и дело с тех пор добавлял лекарство в текилу, своим круглосуточным пьянством вызвав ненависть новой подруги, – впрочем, N плевал на нее: порошок оказался спасением. Моментально отдалившись от дел, он закрылся с тех пор в своей спальне, самым категорическим образом никого туда не впуская, и впервые за тысячу лет более-менее выспался. Внезапное счастье стоило расставания с пятой по счету женой. Двери чуть было не треснули за уходящей, однако N не заметил демарша. Еще бы! Душа перестала петь. Более того – она не стучалась. Какое-то время N не мог поверить метаморфозе, затем, упав на колени, целовал бутылку текилы.
LV
Доза следовала за дозой, и (какое блаженство!) эликсир побеждал: еще вчера ликующая, подминающая его под себя псюхэ явно теперь загибалась. Движения ее замедлились, толчки становились все тише – она впала в оцепенение, в летаргию, в глубокую кому. Не прошло и недели, как теперь лишь при самом дотошном «зондировании» и «прослушивании» подреберья N улавливал слабый пульс. Когда душа вовсе обмякла и почти перестала дышать, N принял двойную порцию, затем, не утруждаясь звонком, на первом подвернувшемся бумажном клочке нацарапал послание партнерам по бизнесу, отослав его с заспанной, поднятой ранним утром прислугой, и после еще одного глотка освященной зельем текилы совершенно исчез из поля зрения и друзей, и встревоженных родственников. Напрасно искали его компаньоны. Никто из окружения N не мог и подумать о злачных кварталах, однако, то и дело подсыпая в стаканы и рюмки чудодейственного порошка, он жил с тех пор именно там, и в глазах его рябили барные стойки, мелькали салоны, дрожали фривольные вывески. Пройдохи таксисты приветствовали N, словно брата; швейцары при появлении благодетеля все, как один, отдавали честь, вспоминая военное прошлое, а затем восторженно срывали фуражки со своих обритых голов; шлюхи, облепившие N, словно мухи липкую ленту, в унисон с сутенерами готовы были визжать от его невиданной щедрости, и после каждой встречи с этим явно сорвавшимся с цепи денежным сеятелем стриптизерши по полгода могли не работать.
