IV.Барабанная партия для заячьих лапок Allegro (подвижно, весело)
1
«О Ты, что даруешь свет, о Ты, что правишь лошадьми чувств в колеснице души, о наидостойнейший жертвоприношения, о Ты, что просишь всего, но даешь все, о тысячерукий, тысячеликий, тысячеглазый Царь Сущего и Несущего, видимого и невидимого, цель всякого действия и его плод, яви нам милость понимания других, потому что без искры Твоего огня другие – это ад, а без милости Твоей – труп я, ведро дырявое на пугале, свист ветра в поле. Правда, Яков? Правда? Просыпайся!»
2
«Просыпайся, это я, твой страшный разум! Твое Соль Ипсе! Твое Черное Солнце пустыни!
Ты слышишь меня? Просыпайся!
Я пришел напомнить, что ты жив и что в муках еси! Ибо грешен, ибо не знаешь благодати, ибо я, твой разум, терзаю безумием, разделяю и властвую, и ты знаешь, наша вечеринка – она будет длиться без конца, я – твой ад, друг Яков, добро пожаловать в вечные муки, сынок, ты доигрался и загремел в вечность, теперь просыпайся в пустыню реальности.
Просыпайся в Ад. С тобой я, твой разум – радио твоего сердца. На волнах агоний песня "Angie" группы "Rolling Stones".
Проснулся?»
3
– Замолчи! – вскрикнул Яков и сорвался с кровати. – Я жив, – сказал Яков в комнату. – Черт, я жив.
«Ты жив», – подтвердил разум.
– Вон из моей головы! – прокричал Яков, стиснув голову руками. – Я не ты! Это не мой голос! Такого не может быть!
«Нет, Яков, такое может быть. Это называется плач и скрежет зубовный».
4
«Собирай чемоданчик в Киев, вот так, хорошо упакуй все…»
– Закрой рот, – прошептал Яков, укладывая вещи в чемодан.
В угол, где валялись вещи Ирены, он старался не смотреть. Там на окне сидела, разложив ноги, голая Ирена. Она облизывала средний палец.
«О Ты, свидетельствующий посреди всего, даруй милость отличить то, что есть, от того, что кажется».
5
Утренний экспресс везет тебя в Киев. Тебе удобно, как китайскому императору, тебе приносят крепкий сладкий чай, отчего же ты недоволен, Яков? Может, оттого, что ты боишься прийти на службу с новостью, что больше у них не работаешь? Может, ты боишься, что Майя не поедет во Львов? Нет, ты больше боишься, что Майя поедет во Львов, к тебе. Бойся, потому что ад – это другие. Это те, кто видит солипсиста. Наблюдатели за наблюдателями. Они уже едут. Те, что делают тебя объектом, фиксируют, делают смертным, ранят своим желанием сделать тебя смертным.
Например, твои коллеги. Помнишь, как ты обдумывал, не лучше было бы стать такой же скотиной, как и они? Исключительно ради мимикрии. Покупать утром бутылку кока-колы, чипсы, шоколадные драже, заваливаться в кресло и чатиться с одноклассниками?
Нет, ты решил, что это было бы слишком. Пошли все в зад. Первым делом ты покупаешь в Киеве кусок некрашеного льна. Теперь ты заворачиваешь в него свои завтраки: хлеб, два помидора, огурец. В термосе – сладкий черный кофе. Что-то такое натуральное, домашнее, что показало бы здешним любителям одноклассников, что Галиция – цитадель традиций, а против таких ценностей не устоит ни кока-кола, ни чипсы, ни, курва, шоколадное драже!
Яков в изнеможении отпустил волоки разума, и тот понес его в прошлое, когда он только приехал в Киев. Суд продолжается.
«О нет, пардон, месье и мадмуазели! Суд уже закончился, можно выдохнуть! Теперь – только вечные муки».
6 Он сбежал от Ирены в Киев.
И понял, что в Киеве он уже давно пенсионер.
На работе его воспринимали как эзотерического дауншифтера. Заметно невротичного, не в меру саркастичного. Никак не отличишь от других.
Его коллеги были такими же дауншифтерами, как и он, только по другую сторону Стикса. Они еще нет, а он уже нет. Они сидели в Интернете, жрали чипсы под порно, висели в социальных сетях и снимали девушек. Они собирали новости про апокалипсис, а потом пили пиво в ночных клубах. Они были цитатами. Они состояли из кавычек условностей. Они гнили, и их смрад кривил Якову лицо. Яков бежал от такой компании в ночь.
7 Ему понравилось одно подвальное этнокафе, где работала симпатичная официантка Яна. Он уединялся в уголке и доставал нетбук. В этнокафе был бесплатный Wi-Fi.
Пока несли ужин, он читал новости про апокалипсис – их делали ребята из журнала, редакция которого была этажом выше их студии.
Ужин его состоял из куска жареного лосося и салата. В кафе готовили вкусно, и рыба всегда была свежей, об этом ему рассказала та самая официанточка Яна.
Заказав после лосося чашку капучино, Яков снова, на этот раз надолго, нырял в Интернет. Следы его там были путаными, а цели блужданий непонятными. В Киеве он тайком (от кого?) читал страницу Ирены на «Фейсбуке», отслеживал, с кем она общается, хакнул ее почтовый ящик, но не решился прочитать ни одного письма. Из Львова про нее приносили плохие новости.
Перерывал энциклопедии и справочники, надеясь отыскать там описание ночи души, которая сошла на него. Выискивал рецензии на новинки артхауза и ставил их в очередь на скачивание: перескакивал с сайтов, посвященных мифологии Египта, на сайты фотографов-нонконформистов, которые работали в эстетике легкого садомазо, потом снова заходил в почтовый ящик.
