Но она никогда не забудет его улыбку и смех, доброту и ласки, его страсть в моменты близости, его планы на будущее. Джон был отличным мужчиной, он дал ей двух прекрасных ребятишек и много счастья. А теперь в сердце у нее пустота, которую ей никогда не заполнить.
И сегодня эта незаживающая рана мучила Элизабет сильнее обычного. Вот почему, желая спокойной ночи Миган и Мэтту, она так прижимала их к себе, так обнимала, что им стало как-то не по себе от этих нежностей и они поспешили высвободиться из материнских объятий.
Столь бурное проявление любви к детям свидетельствовало еще и о том, что Элизабет вообще истосковалась по любви и ласке. Ей так недоставало близкого человека, мужчины, что порой казалось, она просто не выдержит.
Погасив в доме свет, Элизабет вошла к себе в спальню и включила торшер с бронзовой подставкой и стеклянным абажуром в виде лотоса. Она поменяла интерьер спальни через несколько месяцев после смерти Джона – слишком мучительны были воспоминания.
Элизабет обставила комнату по своему вкусу, но сейчас это не доставляло ей никакой радости. Оценить уют и красоту можно по-настоящему только вдвоем. Для нее же спальня была чем-то вроде монашеской кельи. Лайла права. Вести монашеский образ жизни совсем не сладко. Что хорошего в одинокой постели? Элизабет так хотелось чувствовать рядом тепло мужского тела.
Но что делать вдове с двумя ребятишками, для которых она должна служить образцом нравственности? Ничего. Хорошо Лайле давать советы! Но Элизабет не может уложить рядом с собой мужчину, чтобы он ублажал ее. Почему нет пилюль, снимающих сексуальное возбуждение, как аспирин – лихорадку.
Ох, уж эта Лайла! Поддавшись ее дурацкой философии, Элизабет вела себя с Тэдом, то бишь с господином Рэндольфом, как настоящая идиотка. Наверняка он сейчас потешается, вспомнив, как она разволновалась, когда он снимал ее с дерева.
Негодуя на себя за то, что, как последняя дура, разомлела при виде мощных плеч и пары голубых глаз, которым мог бы позавидовать сам Пол Ньюман, Элизабет включила торшер. Но прежде чем лечь спать, не устояла перед искушением посмотреть сквозь щели в ставнях, горит ли у него свет.
Так и есть. Через решетчатое окно веранды она разглядела Тэда, развалившегося в кресле. Он сидел, уставившись в серебристый экран телевизора. Тоже один. И Элизабет подумала, так ли сильно он ненавидит одиночество, как она, или это его собственный выбор?
– А что было потом?
– А потом ему пришлось подняться и спустить ее вниз.
– Это господину Рэндольфу?
– Ага-а. Он положил руки… сюда.
– Но это было после того, как разорвалась ее нижняя юбка.
– А, точно, совсем забыла об этом.
– У нее разорвалась нижняя юбка? Ты этого не сказала. Ну-ка, давай поподробней.
– Доброе утро.
Услышав слегка охрипший после сна голос Элизабет, все трое быстро обернулись. Завязывая узлом пояс своего халата из синели, достаточно старомодного, она бросила на сестру испепеляющий взгляд и направилась к кофейнику.
– Почему вы меня не разбудили? – спросила Элизабет, размешивая сахарин в чашке с черным кофе.
– Потому что, как я поняла, тебе нужно было хорошенько выспаться. – Лукаво улыбнувшись, Лайла вонзила зубы в хрустящий кусок бекона.
– Вы, я вижу, уже позавтракали.
На круглом кухонном столике стояли три тарелки со следами сиропа по краям.
– Я испекла детям оладьи. Хочешь попробовать?
– Нет, – резко бросила Элизабет. Обычно она бывала благодарна Лайле за то, что та заезжала утром покормить Миган и Мэтта и дать ей возможность подольше поспать. По субботам «Фантазия» работала с двенадцати до пяти. Это был единственный день, когда Элизабет могла не вставать в половине седьмого. – Ступайте готовить уроки, – строго приказала она детям. – Но прежде застелите постели и положите свою грязную одежду в корзину для белья.
– А потом можно пойти на улицу поиграть?
– Да, – улыбнулась впервые за все утро Элизабет и шлепнула Мэтта по заду, когда он пробегал мимо, а Миган, как старшую, прижала на миг к себе.
– Сообразительные ребятишки, – заметила Лайла, когда дети убежали.
– И не в меру болтливые. Особенно если из них стараются вытянуть всю возможную информацию.
– Ничего я из них не вытягивала, – огрызнулась Лайла. – Просто спросила, что нового, и они мне все рассказали. – Облокотившись о стол, она полюбопытствовала: – А что, таинственный холостяк действительно выступил в роли спасителя и снял тебя с дерева?
– Да, снял. – Было бессмысленно отрицать этот факт.
– Отлично! – возликовала Лайла, захлопав в ладоши.
– Ничего такого не произошло, не думай. Мелодрамой и не пахнет!
– Ты появилась не вовремя. Мы как раз дошли до самого интересного места. Что там было с порванной нижней юбкой?
– Ничего. Просто я зацепилась ею за сук.
– И он отцепил ее? – Лайла недвусмысленно улыбнулась.
– Да, но это было так унизительно. Я чувствовала себя круглой дурой.
– Какой он? Что говорил?
– Забудь об этом, Лайла. Он… Это пожилой человек.
– Пожилой?
– Ну ты же видела, у него седина. Он слишком стар для меня.
– И много седины? – нахмурилась Лайла. – Сколько же ему лет?
– Не знаю, не спрашивала, – ответила Элизабет с раздражением.
– Хм, для начала неплохо. Во всяком случае ты привлекла его внимание.
– Я не хотела. Так получилось.
– Важен конечный результат.
– Пойми ты, дурья твоя башка, нет никакого «конечного результата».
– Не кричи на меня, Элизабет. Я пекусь о твоем благополучии.
– А ты не пекись!
Лайла откинулась не спинку стула и с досадой проговорила:
– Господи! Что с тобой, сестра? Ты просто невыносима сегодня. Знаешь, что я думаю? Потрать он больше времени на твою нижнюю юбку, ты не была бы такой злющей!
– Лайла, – строго произнесла Элизабет.
Но Лайла оставалась совершенно невозмутимой.
– Вот, прочти это, пока я уберу посуду. – И она кинула Элизабет какой-то журнал. Это был ежемесячник, пользующийся огромной популярностью у женщин. – Открой на десятой странице.
Элизабет полистала журнал, нашла указанную страницу, прочла заголовок объявления и бросила соответствующий взгляд на сестру, но та не обратила никакого внимания.
Объявление оказалось длинным, и к тому времени, как Элизабет дочитала его, Лайла успела ополоснуть все тарелки и чашки и отправить их в посудомоечную машину, после чего вернулась к столу. Сестры обменялись многозначительными взглядами.