— Отряд казаков численностью в несколько десятков или сотен сабель я могу отправить к королю или к графу хоть сегодня. Среди казаков и старшины много недовольных политикой царя, особенно после появления на Сече булавинских недобитков, так что прибытие к шведам даже нескольких их отрядов не грозит мне ничем. Наоборот, подтвердит мои слова, что на Гетманщине тревожно, и только мое личное присутствие может обеспечить в ней спокойствие.
— Вы не желали бы ничего передать со мной, Иван Степанович? О выведанных планах царя Петра, например, или нечто личное?
— Планы царя выведывать не нужно, они известны всей Европе: как можно быстрей разбить короля Карла, а если это не удастся, не допустить его до Москвы, а еще лучше до Воронежа, где царь строит свой флот. А что касается личного... У Меншикова в заложниках мой племянник Войнаровский, и перед тем, как перейду с казаками на сторону короля, я хотел бы видеть его при себе. Я не могу допустить, чтобы он стал ответчиком за мои дела.
— Похвальное желание, Иван Степанович. Обещаю, что своего племянника вы обнимете раньше, чем встретитесь с королем Карлом. Теперь ничто не мешает нам расстаться?
— Ничто. Мне было очень приятно провести с вами время.
— Мне тоже. Прощайте, поскольку не могу обещать, что судьба сведет нас вместе еще раз.
2
Расставшись с гетманом и выйдя во двор резиденции, Марыся опустилась на одну из изящных, вычурных лавочек, выстроившихся двумя рядами вдоль центральной аллеи гетманского парка. Конечно, здесь не было той тишины и ощущения слияния с природой, как в глубине парка, но Марысе это было не важно — главное для нее заключалось в том, чтобы не пропустить появления во дворе нужного ей человека.
А пока его нет, она может остаться наедине со своими сокровенными мыслями, сбросив постоянное нервное напряжение то в ожидании всевозможных неприятностей, связанных с ее ролью шляхтянки с Хелмщины, то проигрыванием в голове предстоящего разговора с гетманом, то поисками наилучшей линии поведения с тем кто сегодня должен стать для нее или дорогим, любимым Иванком или навсегда чужим паном полковником Скоропадским.
Первый шаг для этого она уже сделала — только что порвала отношения с гетманом Мазепой, нажив в этом самолюбивом старике врага. Однако поступить иначе она не могла — если окончательно решила не принимать участия в чужих играх или начать играть в собственную очень крупную игру, этот шаг был неизбежен. Только так она могла раз и навсегда отрезать себе возможность и в дальнейшем быть агентом-связником между Мазепой и своей теткой Ганной, выполняя роль пешки в ведущейся в интересах других людей игре.
Если ей суждено продолжить прежнюю игру, в которую ее втянула тетка, она отныне намерена играть в ней самостоятельную роль, ничуть не уступающую по значимости той, что принадлежит Ганне Дольской. Нет, Марысенька, не нужно кривить перед собой душой! Ты убедилась, что ничуть не глупее тетки, ничем не уступаешь ей в умении с наибольшей для себя выгодой использовать свои женские прелести и талант очаровывать людей, однако тебе этого мало. Тебе не достаточно просто быть равной тетке, ты намерена превзойти ее! Ганна Дольская со своими сообщниками затеяла интриги, чтобы иметь на Украине гетмана, руками которого ею будет править польский король? Что ж, Марыся Дольская — одна, без помощников-сообщников! — добьется того, что Украиной и Польшей станет владеть и распоряжаться избранный только ею человек, она будет его королевой. А если говорить чистую правду, этот человек будет только играть роль короля при ней, единственной и истинной правительнице Польши и Украины!
Но чтобы эта ее дерзновенная мечта превратилась в жизнь, ей необходимо твердо знать, кто она для украинского казачьего полковника Ивана Ильича Скоропадского — красавица-княгиня, с которой он прекрасно провел время в Варшаве и позабыл, как случайную любовницу, или та единственная, предназначенная судьбой лишь ему одному женщина, из-за которой мужчина идет на все, в том числе, не колеблясь, отдаст жизнь. Сегодня она это узнает, и тогда — прощай казачья Украина и пусть тебя забирает себе царь Петр, король Карл, бывший саксонский курфюрст Август, самозванец Станислав Лещинский или сам дьявол, либо она вступает в беспощадную схватку за право быть твоей хозяйкой, Украина... вначале твоей, затем твоей и Польши.
Думала ли она, Марыся Дольская, польская княгиня и одна из красивейших женщин Короны, что ее судьба будет зависеть от какого-то стародубского казачьего полковника, о существовании которого она все свои тридцать пять лет и не подозревала? И узнала об этом лишь тогда, когда Марысе его показала тетка.
Случилось это минувшей весной, когда в окрестностях Варшавы хозяйничали многочисленные отряды сторонников Станислава Лещинского, ожидая подхода армии своего союзника, шведского короля. Тот, разгромив войска курфюрста Августа, выступил из саксонского городка Альтранштадт и двинулся на восток. Для усиления гарнизона Варшавы к ней в спешном порядке направились полки царской пехоты, опасаясь оторваться от нее, трусили на рысях колонны русской регулярной конницы. Однако раньше них под польской столицей оказались казаки гетмана Мазепы — двадцать тысяч сабель под началом лучших полковников Данилы Апостола и Ивана Скоропадского. Ряд успешных сражений с объединившимися отрядами короля Станислава, несколько удачных боев с пытавшимися приблизиться к Варшаве частями шведской кавалерии — и русские войска вступили в Варшаву как в полностью лояльную к своему законному королю Августу столицу.
Марыся близко увидела казаков, когда они проезжали мимо родового дворца князей Дольских в Варшаве. Длинные пики, кривые сабли, пистолеты за поясами и в седельных кобурах, мушкеты за плечами... Пыльные жупаны, высокие лохматые шапки с цветными шлыками, широченные шаровары, в ушах серьги, в зубах причудливо изогнутые люльки... Блестящие от пота лица, воинственно торчащие усы, победный блеск в глазах, разинутые в песне рты... Конское ржанье, рев труб, грохот и звон тулумбасов[11]— и песня с присвистом и гиком о том, что славные лыцари-казаченьки не отдадут ридну неньку-Украйну никакому ворогу. Это было так красочно, волнующе, романтично!
— Какая сила! — восхищенно произнесла тетка Ганна, стоящая на балконе дворца рядом с Марысей. — Направить бы ее против врагов настоящего польского короля пана Станислава Лещинского!
— Направить? — удивилась Марыся. — Но разве это не казаки гетмана Мазепы, вашего давнего тайного союзника, тетя? Придет нужный час — и сабли этих казаков обрушатся на головы тех, кого им укажет Мазепа.
— Наивное дитя, — снисходительно улыбнулась тетка. — Казаки прежде всего признают своих выборных полковников, а потом уже царского гетмана. Поэтому их сабли в любой миг готовы обрушиться на головы врагов полковников Апостола и Скоропадского, а на головы врагов гетмана в случае, если его враги будут одновременно и врагами их полковников.
— В таком случае полковников нужно сделать сторонниками гетмана Мазепы, — простодушно посоветовала Марыся. — Тогда послушные своим полковникам казаки станут одинаково послушны и гетману.
