Сквозь рев ветра Каин услышал сумасшедший вой стаи, когда вонзал свой нож в сердце Сатаны, потом развернул клинок, вытащил и рубанул, рассекая живот.
Кишки убитого вывалились наружу, и в голове Каина настала наконец тишина. Он вытер нож о траву и пошел к редколесью.
А лесной народ исчез, словно его поглотила сама земля.
Выходя из леса, Каин заметил, что застывший Белый Свет приобрел налет черни, полосами и пятнами танцевавшей вокруг его ног.
Глава седьмая
Сорок шагов разделяли золотой трон и крылатого каменного льва в конце колоннады. Это она знала – она проходила их каждую ночь многие годы.
Вот уже несколько десятков лет бог сна не жаловал царицу Нода. Ночи напролет блуждала она по мозаичному полу башни, построенной в степи по приказу Алу Лима, первого царя из их рода.
Сорок шагов, столько же обратно в нынешнюю ночь, как и во все предыдущие. Со стен взирали на нее с упреком образы умерших властителей. И молчаливые стражи привычно наблюдали за хрупкой фигуркой, отсчитывающей медленные, но решительные шаги, приглушенные золотыми сандалиями.
Этой ночью полная луна сияла над царским дворцом, и стражи дивились игре лунного света на коротком платье поверх расшитых бисером шальвар.
Они знали: Нин тревожится, и ее тревога сквозь пролеты колоннады проникала в их собственные сердца. И чем дальше, тем сильнее. Беспокойство Нин каплями сомнений просачивалось в ее народ, растекалось по всей стране – и длилось это уже давно.
Ничто не могло избавить людей от страха, завладевшего их душами, ибо сами боги потеряли цель и власть над происходящим.
С крыши башни они слышали молитвы жреца Луны, длинные священные стихи божественного царя Алу Лима, принесенные им с неба для защиты людей. Все знали наверное, что силу молениям жреца придает лишь божественная кровь, которая все медленнее и медленнее струится по жилам старой царицы. Вот она остановилась, и стражи уловили ночной перепев ее тяжелых золотых серег и бледный в лунном свете блеск золотых цветов на короне, когда она встряхнула головой. Встряхнула, будто желая освободиться от бремени тяжкой ответственности за продолжение жизни нодов на этой земле.
Медленно подставила Нин ладонь лунному свету и долго стояла так, разглядывая свою прозрачную руку. Тоненькую, почти мраморную, с пальцами, слегка скрюченными возрастом и болью, что накопилась за долгие годы от речной сырости.
«До чего же бренна связь между богами и людьми, – думала она. – Когда кровь в моих жилах остановится, связь эта прервется совсем и люди окажутся во власти демонов и смерти».
Четырех детей родила она. Но для них всех сила божественной крови оказалась слишком тягостной. Двое умерли еще в колыбели, третий, сын, был задушен здесь, в этом зале, своим старшим братом, наследником. Это он должен был поддержать связь с богами. Он был их зеницей ока и радостью, пока оставался ребенком, но его разум затуманился, когда он вошел в зрелый возраст.
«То было знамение свыше», – думала она в эту ночь, как и во все предыдущие. Много знамений отчужденности витало вокруг него, еще маленького; одно из них – неистовство – схватило его в свои когти и довело до бешенства.
Лишь после братоубийства это поняли все: и оба родителя, и брат, и сестра.
Жрецы высчитали движение небесных тел, проследили их ход еще до рождения мальчика и вплоть до возмужания. Их решение было беспощадным: юноша должен умереть.
Суд над божественным человеком мог совершить лишь божественный человек.
Co страхом наблюдала она, как супруг ее ходил по колонным залам тогда, давным-давно.
И он, и она знали: жрецы правы; не надо никаких звезд, чтобы угадать, что случится, если их сын, чей разум затуманен, возьмет власть над Нодом в свои руки. Сострадательные приближенные нашептывали о яде, о милосердной смерти, слетающей на того, кто с вечера испил миндального молока.
Нин отказалась от советов и утешений; она знала, что должна следовать божественным законам Алу Лима. И когда ее супруг не смог этого сделать, она взяла все на себя.
В ночь полнолуния, такую, как нынешняя, она пронзила сердце сына ножом, святым ножом, хранившимся в самой отдаленной комнате на верху башни.
Ей это стоило огромных сил, супругу ее – жизни. Он так и не встал с постели после той ночи, медленно таял на ее глазах. Было стыдно и ужасно: властитель Нода не мог умереть такой обыденной смертью.
Но ничто не помогало: ни жрецы, ни священные травы, ни молитвы самой царицы, ни беспокойство народа, ни даже чувство священного долга – все было напрасным. Последний властелин нодов ушел в мир иной без боя и чести.
Остались жена и сестра, единственные на земле, кто поддерживал связь с вечными звездами.
Она не была тогда настолько стара, чтобы оставить надежду. Ночь за ночью бросалась она в объятия старшего жреца, но тщетно. Неистово негодуя – ведь лоно ее еще не иссохло, еще изливало кровь в согласии с луной, – она сменила жреца молодым преемником.
Их ночи были более сносными, но семя его не укоренялось в ней.
Тогда ей еще удавалось удерживать в руках многие нити, править своим богатым государством гибко, но твердо. Новые замыслы были претворены, новые земли распаханы, новые союзы заключены с соседними племенами – ноды жили, приумножая силу свою и власть.
Достойно и справедливо правила она и судила, следуя законам Алу Лима, и народ ее страны знал: неправедное не свершится, пока их маленькая царица держит скипетр, сидя на золотом троне в большом зале башни. Одной войны хватило ей, одного броска, мужественного и умелого.
После победы она не устроила праздника, как того требовал обычай. Нет, она призвала всех рыть рвы и строить укрепления. Временами люди падали от усталости, но в сердце своем каждый знал: она работает больше всех и спит меньше всех.
О том, что на свет так и не появлялся наследник, почти все позабыли. Мало кто задумывался, что это значит для их будущего, а те, кто задумывался, утешали себя мыслью, что боги сами должны позаботиться о таких вещах. Царица ведь из рода богов, а значит, те приглядят за ней и подарят ей наследника – когда придет время.
Нин, конечно же, знала, о чем говорят в городе и на полях вокруг городских стен. Ее ушами были те мужчины и женщины, что посещали правительницу во дворце по вечерам, чтобы причаститься к божественной силе через прикосновение к царственной руке. Они платили царице своей болтовней, но считали, что бог Луны накажет их смертью, если они раскроют ее секреты.
Так узнавала она, о чем шептались в городе, проникала в думы и чувства, надежды и страхи своего народа – ничто не укрывалось от царицы.
Сейчас Нин знала, что беспокойство растет. Сама она перестала надеяться на чудо.
А может, никогда и не надеялась.
