— Восстания были подавлены. Рабов истребили, как саранчу, — ответил Иаир.
— Но прежде, — сказал Спартак, — они отомстили за себя.
Иаир пожал плечами.
— Мир остался таким, каким и был. Сейчас на рынках в Делосе каждый день продают тысячи людей. Еще никогда на Сицилии и в итальянских деревнях не было такого количества рабов. К сирийцам, фракийцам, парфянам, нумидийцам и евреям римские легионы прибавили еще галлов, даков и германцев.
Спартак, казалось, не слышал его.
— Восставшие умерли свободными, — сказал он.
9
Спартак шел далеко впереди Аполлонии.
В полдень она перешла на бег, чтобы нагнать его. Она обняла его, желая, чтобы он полюбил ее там, среди высоких полевых трав. Он сжал ее руки, огляделся, будто желая пронзить взглядом мрак северного леса. Они вернулись сюда, потому что здесь было легко охотиться.
Аполлония обняла его, повисла, обхватила ногами. Их тела раскачивались, и он вошел в нее, выгнув спину, подняв голову к небу, закрыв глаза.
Но внезапно он оттолкнул ее и она упала на землю. Спартак пошел прочь, и Аполлония отправилась за ним, снова отставая.
Иаир следовал за ними в нескольких сотнях шагов, но они заметили его только ночью, когда Спартак нашел подходящее место и разжег огонь, ударяя камнем о кремень над хворостом.
Иаир сел там, где свет огня не разрывал пелену ночи. Он скрестил руки, опустил подбородок на грудь, поел ягод, которые собрал по дороге, не обращая внимания на аромат мяса, которое Аполлония жарила на раскаленных углях. Спартак ходил взад-вперед, часто останавливался возле Иаира, наконец сел перед ним. Иаир протянул руку ко лбу фракийца, коснулся шрама.
— Очень просто вылечить тело, — сказал целитель. — Но, чтобы излечиться от мыслей, терзающих нас, нужны долгие годы. Иногда и целой жизни мало.
Он наклонился к Спартаку.
— Я знаю, что ты думаешь о восстании рабов на Сицилии. Ты мечтаешь…
Иаир помолчал, качая головой.
— Никогда, ни в одном царстве, ни в одной провинции республики, — а рабы уже поднимали мятежи в Италии, недалеко от Рима, в Аттике и даже на Делосе, — не видали такого мощного восстания. Я говорил тебе: это был поток, который, казалось, мог затопить всю Сицилию. Затем на берег высадились консулы с легионами, и началось массовое избиение. Ты хочешь, чтобы я снова рассказал тебе все с самого начала? Я видел, как ты шевелил губами, ты думал об этом всю дорогу. Если бы ты знал Владыку Справедливости, он поговорил бы с тобой о нашем Боге, о том, чему Он учит людей. Ты бы понял тогда, как следует жить.
Иаир положил руку на плечо Спартака.
— Нет ни рабов, ни хозяев. Один повинуется, другой командует, один страдает, другой думает, что живет в радости. Но оба умрут. Они станут равны, когда начнется суд Господень. И с тем, кто был хозяином, будут обращаться не лучше, чем с рабом. Для того, кто знает правду, люди равны. Хозяин может быть рабом, а раб — хозяином. Раба делают рабом его мысли, а не цепи или клеймо. Учись думать, Спартак!
Иаир поднялся, сквозь ветви деревьев внимательно посмотрел на небо, по которому быстро плыли рваные облака.
Светало.
Острием копья Спартак разбросал угли костра.
Наступил новый день после побега.
Иногда они вдруг натыкались на просеку, зиявшую посреди леса словно открытая рана. Как-то раз по одной из таких просек мимо них прошла римская когорта со знаменосцами и центурионами во главе.
Позже, в конце лета, они увидели пастуха, гнавшего по просеке стадо. Спартак подбежал к пастуху и, угрожая мечом, заставил говорить.
Тот рассказал, что римские дозоры разъезжают по всей стране. Солдаты грабят деревни, захватывают стада и насилуют женщин. Новый легион разбил лагерь недалеко от храма Диониса. Римляне распяли оракула Кокса, который не пускал их в храм Диониса. Молодых мужчин они заковали в цепи, отвели их на берег и погрузили на галеры.
— Мы для них всего лишь животные, — сказал пастух.
Спартак убрал меч в ножны и знаком показал пастуху, что тот может идти. Пастух помедлил, затем схватил козленка и протянул его Спартаку.
— Это тебе, — сказал он. — Ты фракиец. Если ты тот, кто бежал из их армии и потушил священный огонь в храме Кибелы, то римляне ищут именно тебя. Они пытали Кокса, прежде чем казнить, хотели, чтобы он сказал им все, что знает о тебе. Римляне прочесывают все лесные дороги, хотя любят свет и боятся сумрака густых лесов. Поэтому я и прячусь там, — добавил пастух, свистнул собакам и вскоре скрылся за высокими деревьями.
Спартак смотрел ему вслед. Собаки подгоняли стадо, не решавшееся войти в лес.
Когда дорога освободилась, Спартак двинулся на север, перекинув козленка через плечо.
Ночью он заколол его. Аполлония собрала кровь в маленькую амфору, вырвала еще трепещущего козленка из рук Спартака, резким ударом кинжала вспорола ему живот и вывалила внутренности на землю. Они были похожи на клубок змей, над ними поднимался пар.
Аполлония выпила крови, отделила сердце и печень от кишок и рассекла их на части. Затем поднесла их к губам и положила в огонь. Огонь едва не потух, но снова весело разгорелся.
Девушка подошла к Спартаку.
— Тебя подстерегает смерть, — сказала она. — Я видела ее. Ты идешь ей навстречу. Ты сможешь победить ее с помощью богов.
Она встала перед ним на колени.
— Она ловкая и цепкая. Уйди с этой дороги, это дорога смерти!
Спартак не ответил. В последующие дни он все время шел впереди Аполлонии, по краю дороги, укрываясь в лесу, только когда слышал барабаны и трубы римской центурии или когорты.
Медленно и неохотно, словно через силу, он уходил в лес. Он сопротивлялся Аполлонии, старавшейся увести его подальше в чащу.
Оттуда он пристально наблюдал, как в нескольких десятках шагов от него проходили римские войска, телеги, груженные металлом, который рабы добывали на севере Фракии, или шелком, который азиатские купцы продавали на берегах Эгейского моря.
Когда дорога снова пустела, он спешил вернуться на нее, будто ярко освещенная просека непреодолимо притягивала его.
Однажды утром Спартак, шедший по дороге, размытой осенними дождями, услышал скрежет колес и увидел, как прямо на него мчится телега. Десяток рабов, вооруженных длинными палками, сопровождали длинную крытую повозку.
Спартак замер, не зная, бежать или вступить в бой, затем бросился вперед, обнажив меч и копье, крича, будто за ним следовало целое войско.
Рабы и погонщик, решив, что попали в западню, пустились наутек, бросив повозку на произвол судьбы.
Спартак приблизился и, подняв кожаный полог, увидел сидящего на коврах толстого человека с круглым лицом и живыми глазами. Он протягивал Спартаку кошелек. Спартак схватил его, взвесил на руке, раскрыл и увидел бронзовые, серебряные и золотые слитки.
