Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
— От двухсот до пятисот миллионов, — ответил Гринберг, — в зависимости от индивидуальных потребностей. Наше выходное пособие — одно из самых крупных в Галактике.
— Так это общепринятая практика?! – воскликнул Калашников.
— В развитых сообществах, — уточнил Гринберг. — Итак, Павел Александрович, теперь вы хорошо себе представляете последствия вашего решения?
— Все понятно, — кивнул Макаров. — Я, с вашего разрешения, пока что повременю. Поосматриваюсь, подумаю, пойму, чем смогу здесь заняться…
— То есть, — прервал его Гринберг, — вы выбираете статус гостя и принимаете на себя соответствующие обязательства?
— Да, — ответил Макаров. — Принимаю. Собственно, я только того и хочу — как можно скорее понять, как же вы здесь живете!
— Я рад, что вы сделали свой выбор, — кивнул Гринберг, засовывая один из дисков обратно в карман. — Ну, а вы, Артем Сергеевич?
— Я — с удовольствием, — пожал плечами Калашников. — Только объясните, что это за кругляшок такой, и что со мною будет, когда я его активирую?
Гринберг выложил оставшийся диск на ладонь.
— Лирк, — сказал он. — Личный регистрационный код. Присваивается каждому гражданину Звездной России, или звездному русичу, один раз в жизни. Родившимся здесь — сразу после рождения, прибывшим извне — после прохождения соответствующего собеседования. Как и все, что нас окружает, лирк представляет собой нанотехническую многофункциональную систему. Первая его функция — однозначная идентификация вашего организма, исключающая возможность подделки. — Калашников с пониманием качнул головой. — Вторая функция — обеспечение связи с единой Сетью, являющейся сегментом Галактической Паутины. Третья функция — непрерывная запись всех происходящих с вами событий, гарантирующая ваше личное бессмертие. — Калашников присвистнул. — Четвертая — медицинский контроль за состоянием организма, пятая — обеспечение альтернативного энергомассового обмена и формирование временных органов, шестая… — Гринберг сделал паузу и внимательно посмотрел на Калашникова. — С пятой функцией все понятно?
— Чего ж тут непонятного, — махнул рукой Калашников, — к электросети подключаться и электроотвертку из пальца выращивать. Знаем, читали; а что там дальше?
— Шестая функция — обеспечение этического контроля, — сказал Гринберг. — Поскольку биологически ваш организм, как и организм абсолютного большинства разумных существ, сформировался в доцивилизационный период, иными словами — в первобытную эпоху, существуют ситуации, в которых ваш разум перестает контролировать ваше поведение. Вы сами очень точно выразили этот факт, сказав, что разумны всего лишь треть своей жизни. Так вот, лирк обеспечит вам стопроцентную разумность в любых ситуациях. Природные и социальные рефлексы, подавлявшие ваш разум в течение предшествующей жизни, перестанут решать за вас, что и как вам делать. Отныне каждый раз, когда вам захочется совершить какой-нибудь необдуманный, импульсивный или просто привычный поступок, идущий вразрез с этическими нормами Звездной России, в вашей голове зазвучит голос. С вами заговорит ваше второе «я», ваш даймон, который быстро наставит вас на путь истинный.
— Звучит весьма заманчиво, — отметил Калашников. — Значит, лирк — это такой микрочип, который вставляется в мозг и заставляет всех вести себя как положено?
— Совершенно верно, — улыбнулся Гринберг. — Вы очень точно сформулировали принципиальное отличие этического контроля от предшествовавшего ему природного. Вести себя, как положено, а не как получается, — это и значит быть звездным русичем.
— Эдаким роботом без страха и упрека? — улыбнулся Калашников.
— Быть может, вам тоже не следует спешить? — спросил Гринберг. — Познакомиться немного с этими «роботами», попытаться понять, чем они заняты в своей повседневной жизни?
— Есть куда более радикальный способ, — ответил Калашников. — Самому стать таким роботом.
— То есть как? — растерялся Гринберг. — Вы же не уверены, что быть роботом — это хорошо?!
— Не уверен, — согласился Калашников. — Но зато я точно знаю: быть человеком — еще хуже!
Гринберг зажал лирк в кулаке и покосился на Лапина. Тот огладил свою роскошную бороду и прогудел:
— Хорошо сказано! Наш человек!
— Итак, — обратился Гринберг к Калашникову, — вы принимаете на себя обязательство стать звездным русичем? Принимаете со всей ответственностью, прекрасно понимая, насколько трудно вам будет это сделать?
— Что значит — трудно? — удивился Калашников. — Человеком — трудно, и роботом — трудно? Да что же это такое!
— Трудно, — повторил Гринберг. — Потому что лирк не сможет обеспечить вам самое главное: смысл жизни. Первое время вы будете удовлетворять свое любопытство, и даже искренне верить, что счастливы. А потом настанет момент, когда вы посмотрите вокруг себя, увидите увлеченных своим делом людей, радующихся каким-то непонятным для вас свершениям, и вдруг обнаружите, что вся эта кипучая жизнь не имеет к вам ровным счетом никакого отношения.
Калашников искренне рассмеялся:
— Дай-то Бог! Я уже столько лет жду, когда же мое любопытство оставит меня в покое! Может быть, тогда у меня наконец хоть что-то получится.
— Что получится-то? — неожиданно спросил Лапин.
— Да хоть что-нибудь, — вырвалось у Калашникова. — Звездную Россию без меня построили, искусственный интеллект тоже наверняка запрограммировали, так откуда мне знать, что должно получиться? Еще не придумал!
Гринберг снова покосился на Лапина.
— Нет, — пробасил тот. — Это, Миша, по твоей части. Умен слишком!
— Хорошо, — сказал Гринберг. Раскрыл кулак, протянул лирк Калашникову. — Теперь я понимаю, почему Таранцев решил начать с две тысячи первого года.
4.
Калашников взял лирк с волосатой ладони Гринберга, отметил, что остроконечные когти на пальцах у черта аккуратно подпилены и покрыты телесного цвета лаком, повертел диск в руках.
— Куда его? — спросил он. — Под язык или на лоб?
— На грудь, — ответил Гринберг. — Если для вас имеют значения символы, то — ближе к сердцу.
— Имеют, — сказал Калашников дрогнувшим голосом. — Хотя… а, ладно!
Он расстегнул пуговицу на рубашке, засунул лирк за пазуху и прижал его к груди. Кожа вокруг диска сразу же потеряла чувствительность, перед глазами Калашникова замелькали черные и красные пятна.
— Может быть, мне лучше сесть? — спросил он, удивляясь, как медленно выдавливаются изо рта слова.
— Нет, — так же медленно ответил Гринберг. — Сейчас вы поймете.
— Что это? — испуганно спросил Калашников, когда черные и красные пятна вдруг сложились во вполне осмысленное изображение. У Калашникова глаза полезли на лоб: он вдруг понял, что видит одновременно и стоящего перед ним Гринберга, и большой черный экран монитора, на котором красными буквами написано Enter. — Сеть, что ли?
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
