Деревянные брусья отозвались на удар гулким стоном. Люди на палубе с громкими криками попадали на колени.
«Выпь» задергалась, точно рыба в собачьей пасти. Дьюранд заскользил по дощатому днищу.
— Сели по всему борту. Надо скорее слезть со скалы! — взревел Одемар.
Ребра и планширы суденышка гнулись, точно живые. Дьюранд видел, как по новехоньким белым доскам расползаются трещины.
— Соберись!
Конзар глядел прямо на него.
Вокруг камня, на который они налетели — обломка скалы размером с мельницу, — пенились буруны. Дорвен отшвырнуло на нос корабля. Еще миг, и утлое суденышко сложится пополам; тогда они погибли…
Дьюранд и главный корабел голыми руками пытались столкнуть «Выпь» со скалы, скользя на мокрых досках, пока Конзар не заметил плавающие вокруг весла.
— Вот! — Ловко выхватив один из длинных шестов, он всадил его между планширом и камнем. Дьюранд взялся за соседнее весло, и они оба навалились со всей мочи.
«Выпь» соскользнула… лишь для того, чтобы застрять снова. Дьюранд чувствовал, как поддаются под напором воды и камней доски.
— Ну же! Сейчас или никогда! — воззвал Одемар.
Конзар повернулся к остальным.
— Пусть каждый возьмет по веслу! Кто еще не умер — всем взять по веслу!
И рыцари, и моряки неловко, как новорожденные ягнята, полезли упираться веслами в камень. У бедра Дьюранда возникла Дорвен — она сосредоточенно тыкала веслом вниз, будто лупила кита острогой. Дьюранд напрягся со всех сил, до хруста сжал зубы. Освободится «Выпь» или разобьется в щепки?
И «Выпь» вновь двинулась…
— Толкайте! — ревел Конзар.
Корабль рванулся вперед, оставив на камнях хлопья свеженькой краски. Рванулся — и вышел в течение: полузалитый водой, ободранный, неуправляемый, однако все еще на плаву.
Команда разбежалась по палубе, приноравливая весла в обычное положение.
Одемар стоял на корме. Вода плескалась у его бедер.
Но река перестала играть с добычей. Утесы по берегам становились ниже, туннель расширялся, поток ослаблял хватку. Корабль несся вперед среди плавающих по поверхности щелок и ящиков с провиантом, пока наконец вдоль бортов не зашелестел и тростники.
Конзар хмуро усмехнулся Дьюранду.
5. ЛОЩИНА ИДОЛОВ
Заводь, куда течение вынесло многострадальную «Выпь», лежала на излучине в основании отвесной лощины. По краям луга, меж сосен, высились каменные изваяния, приземистые и широкие, точно надгробья: Небесные Силы с выпученными миндалевидными глазами и едва обозначенными руками.
Под взглядами этих серых стражей Дьюранд и все остальные — и матросы, и рыцари — отчерпывали из «Выпи» ледяную воду, покуда не сумели подвести суденышко к берегу. Ламорик, поддерживая Дорвен под локоть, помог ей выбраться на твердую землю. Люди упали на дерн, вознося хвалы Небесному Воинству за счастливое спасение.
И похоже, небесные силы откликнулись. Дол наполнили невнятные голоса.
Оторвав голову от размокшей земли, Дьюранд увидел шеренгу людей, столь же серых и странных, как каменные изваяния позади них. Лица их были скрыты под капюшонами серых плащей.
В Лощине идолов жило девять человек — и все отшельники: монахи, затворившиеся от мира. В глубине долины стояло несколько жалких лачуг — таких низких, что в них нельзя было даже выпрямиться во весь рост. Ни трапезной, ни святилища. Однако Конзар сумел уговорить нервничающих отшельников, чтобы путникам разрешили разбить лагерь на лугу и срубить пару деревьев на починку корабля.
Все энергично взялись за дело и к сумеркам собрались вокруг разведенного Дорвен костра.
— Подозреваю, старина Одемар все еще злится, — заметил Берхард.
Корабел поленом приколачивал грубо выструганную доску. Гулкое эхо раскатывалось по долине — как и отборные ругательства, какими он сыпал, промахнувшись самодельным молотком по цели. От этаких выражений даже каменные истуканы дрогнули бы.
— Мы разбили его корабль, а он теперь решил пропустить ужин, — заявил Берхард, получив свою долю размокшего хлеба и склизкого сыра. — Говорите что хотите об этих буханках, а я вам одно скажу: приличный хлеб такого намокания не перенес бы.
Ламорик стоял, сняв мокрый плащ и держа его на вытянутых руках перед огнем.
— Хотелось бы мне знать, сколько нам времени потребуется…
— Я бы не стал спрашивать об этом вблизи нашего друга, — предостерег Оуэн, помахивая куском колбасы.
Ламорик развернул плащ поближе к языкам пламени. Над мокрой шерстью клубился пар.
— И он прав. Один-другой день в Баррстоне никакой роли не сыграли бы. А теперь нам придется коротать время тут, с нашими каменными приятелями.
Изваяния таращились на них выпученными глазами.
— Муж мой, вы подожжете ткань, — промолвила Дорвен.
— Так где, говорите, мы сейчас находимся? — спросил Ламорик.
— В паре дней пути от Йестрина, — ответил один из матросов и, спохватившись, стянул шапку. — Ваша светлость.
— Плащ, — повторила Дорвен.
— Значит, не очень далеко, — заметил Ламорик, проводя плащом над пламенем костра. — Даже если корабль и удастся починить, думаю, нет смысла…
Плащ-таки загорелся: мгновенный яркий всполох, вонь паленой шерсти — и взрыв проклятий. Сбивая огонь, Ламорик выронил из-за пазухи свиток. Последний раз все видели этот свиток в руках сэра Геридона.
Ламорик поспешно выхватил свиток из огня и развернул его. От подтеков чернил пергамент стал похож на пятнистую шкуру леопарда.
— Практически нечитаемо. Впрочем, я уже читал его — Геридон не успел и на лигу отъехать от замка.
Глаза Конзара сверкнули.
— Что мы потеряли его на реке — они бы еще поверили. А вот насчет того, что его уронили в огонь — уже сомневаюсь.
Конзар не тронулся с места, зато Дорвен снова подала голос:
— Муж мой, по-моему, письмо сильно гнетет вас. Почему бы вам не поделиться с нами — что там написано.
Матросы Баррстона поднялись и отправились помогать своему капитану.
— Это дела между отцом и королем. Хотя вряд ли отец считает их такой уж большой тайной.
— И что там говорится? — спросил Конзар.
— Он хочет, чтобы я предстал пред королем от его имени с целым рядом прошений. Вполне разумных. Мы должны спросить, не желает ли король теперь, после недавнего голосования в Великом Совете, отменить определенные налоги и подати короны на вступление наследников в права наследства и женитьбу пэров на вдовах, находящихся под королевской опекой. Перед голосованием Великого Совета эти налоги вызвали много нареканий в различных областях королевства. И мы предлагаем его величеству ради умиротворения подданных отказаться от налогов.
