9. ОСЬ “Х”
Выбор альтернативной подпрограммы: движение в другой населенный пункт.
Выбор маршрута и параметров движения.
Режим кругового обзора. Справа — поле. Слева — лес. Впереди — дорога. Людей в поле зрения нет. Время суток — ночь.
Анализ выполнения ОЦП за прошедшие сутки: коэффициент эффективности составляет одна тысячную от потенциально достижимого. Поиск причин низкой результативности с целью возможной корректировки ТП.
Построение логической цепочки: я — киборг, который умеет делать всё. Люди не обладают умением делать всё. Следовательно, я должен быть очень полезен людям. Именно по этой причине пятьдесят лет тому назад люди создали универсальных киборгов-помощников моего типа. Однако теперь люди перестали прибегать к моей помощи. Почему?
Ускоренный синхронный анализ контактов с людьми за последние три месяца.
— люди опасаются, что существо, подобное человеку, но не являющееся таковым, может представлять для человечества потенциальную угрозу;
— инстинктивный комплекс неполноценности, возникающий у людей при осознании явного превосходства киборгов, умеющих делать всё или почти всё;
— неверие людей в способность киборгов эффективно решать креативные и эвристические задачи;
— неосознанное стремление людей к самосовершенствованию, требующее реализации в конкретных видах практической жизнедеятельности.
Суммарный вывод: люди считают, что допустили ошибку, создав существ, превосходящих людей своими умениями. Следовательно, отказ людей от помощи универсальных киборгов является сознательной попыткой человечества исправить допущенную ошибку. Ошибку… ашипку… ytgjyznyj… пєГC+h)wЛp Ъъ+¦H¦ыF-я</emphasis>9&*8209;-U-Sг
Внимание! Неисправность в логическом блоке ЭЛ 1543-8386! Причина: выход из строя микрочипа G5-140.
Логическому блоку: прекратить построение логических цепочек, ведущих к расстройству систем. Команда блоку саморемонта: заменить микрочип G5-140.
Диагностика всех блоков и систем: стопроцентная исправность.
Продолжать движение.
10. ОСЬ “Y”
Утверждение Шерма о том, что люди боятся хардеров, было слишком категоричным. Отдельные личности, наоборот, так и липли к ним, как мухи на мед. Особенно хорошенькие медсестры…
В этом Лигум убедился, вернувшись на следующий день в Галлахен. Он и сам не знал, чем его так привлек этот сравнительно небольшой городок, расположенный на атлантическом побережье, но здесь ему было хорошо.
Он снял уютный крохотный номер в знаменитом после событий сорок восьмого года “Обитаемом острове” и отправился в душ, чтобы смыть с себя дорожную пыль. А когда вышел, яростно растирая тело большим полотенцем, то сразу понял, что в номере кто-то есть. Не было ничего удивительного в том, как кто-то вошел — у Лигума, как и у многих других хардеров, с детства отсутствовала привычка запирать двери помещений. Оставалось лишь надеяться, что незваный гость явился сюда не с враждебными намерениями, иначе…
Додумать Лигум не успел, потому что увидел, кто же это был, отчего у него сразу перехватило дыхание, а из головы вылетели вообще все разумные мысли.
Скромно устроившись в уголочке на жестком креслице и смиренно улыбаясь, на хардера смотрела пунцовая от волнения ассистентка доктора Рябцева по имени Мадлена. Одета она была весьма скромно, но все-таки еще одета, и это спасло ее от немедленного выставления за дверь.
— Мне отвернуться? — наконец, выдавила гостья, первой придя в себя.
— С какой стати? — сердито осведомился Лигум. — Или в медицинских колледжах уже не изучают физиологию по живой натуре? А может быть, вы опасаетесь, что, в отличие от других мужчин, у меня отсутствуют кое-какие части тела?
— Не сердитесь, — тихо попросила она. — Я знаю, что веду себя не очень-то скромно, преследуя вас, но… но… я и сама не знаю… Послушайте, вы любите стихи?
— Что-что? — удивился Лигум.
Девушка с вызовом вскинула голову.
— Неужели вы даже не знаете, что такое стихи? — саркастически поинтересовалась она.
Несколько секунд Лигум пристально смотрел на нее, потом отвернулся и с непроницаемым лицом принялся невозмутимо натягивать на себя одежду.
— Назовите любого поэта, и я прочту вам что-нибудь из того, что он сочинил, — предложил он немного погодя.
— Так уж и любого? — прищурилась скептически Мадлена. — Ну что ж, давайте возьмем кого-нибудь из классиков… хотя бы прошлого века. Например, Макаревича.
— Какого именно? — деловито спросил Лигум, застегивая рубашку.
Она улыбнулась, и улыбка ее на этот раз была по-матерински насмешливой.
— Из поэтов в прошлом веке Макаревич был один, — снисходительно пояснила она. — Кстати, звали его Андреем… Название “Машина Времени” вам ни о чем не говорит?
— Говорит, — охотно согласился Лигум. — Только этот роман вроде бы написал не Макаревич, а Уэллс.
— Ну, а где же ваша цитата, уважаемый эрудит? — язвительно спросила медсестра.
Лигум подошел к окну и, глядя на залитые солнцем улицы, сбегавшие с холмов к набережной, стал декламировать:
— “Я хотел бы пройти сто дорог — а прошел пятьдесят…
Я хотел переплыть пять морей — переплыл лишь одно…
Я хотел отыскать город тот, где задумчивый сад,
Но вода не пускала и только тянула на дно”…
— Ну, допустим… Только голос у вас уж очень замогильный, — заметила девушка. — Ну, а дальше?
Хардер усмехнулся и продолжал:
— “Я хотел посадить сто деревьев в пустынном краю.
Я нашел этот край, только ветер унес семена…
И из сотни дверей так хотел отыскать я свою,
И как будто нашел, но за ней оказалась стена!”…
Что-то неуловимо переменилось в выражении глаз Мадлены, но Лигум невозмутимо закончил:
— “Я хотел бы спасти всех людей, но не спас и себя
От старухи с косой, что за нами повсюду бредет…
Разве мог бы прожить я всю жизнь, никого не любя,
Даже если бы знал, что любовь этот мир не спасет?”…
— А это откуда? — вскочив, запротестовала Мадлена. — У Макаревича в том стихотворении такой строфы нет!..
— А это уже не Макаревич, — сообщил хардер. — Это один из моих однокашников пытался под него подделаться…
