– Доклад: зафиксированы повреждения. Множественные осколочные ранения спины. Вывих правого плечевого сустава. Ушиб груди. Недопустимое компрессионное воздействие на головной мозг. Система восстановления задействована… – слышится тихий голос в абсолютной тишине. Потом исчезает и он.
Глава 6. Как правильно привлечь внимание к своим проблемам
– Я думал, что война осталась там, на Земле, – это первое, что я говорю себе, когда глаза мои снова могут различать свет. Только режет их немилосердно, глаза. Что-то все время сыплется сверху, мешая дышать и видеть.
– Подтверждаю, – немедленно отзывается Триста двадцатый.
– Тогда это что было? – я хочу повернуть голову, чтобы избавиться от назойливой пыли, что забивает мне нос. Пытаюсь пошевелиться и шиплю от боли.
– Террористический акт.
– Что?
– Террористический акт. Посягательство на жизнь или иная форма насилия над гражданами, государственными или общественными деятелями, совершаемые с политическими целями. Военные действия не ведутся.
– Черт возьми, ты хочешь, чтобы у меня мозги спеклись? – жалобно вопрошаю я. – Говори проще.
– Теракт – это когда одни люди убивают других, чтобы те обратили на них внимание. Или на их проблемы, – переводит мое второе я.
– На проблемы? Какие еще проблемы? Я едва живой – вот это проблема. Кого мне надо убить, чтобы на меня обратили внимание?
– Ответ неизвестен. Возможное решение – подать сигнал бедствия.
В ответ я только тихонько скулю от боли. И от досады. Господи, ну почему ты такой зануда, Триста двадцатый?
– Нужно позвать на помощь, – подсказывает тот. Я чувствую, что он страдает вместе со мной. Мой помощник тоже поврежден. Наверное, из-за этого у меня непроизвольно подергивается правая рука.
– Сейчас. Ты тоже… держись. Больно?
– Больно, – просто отвечает жестянка.
Я понимаю, что моему двойнику-подселенцу никто не снимет боль, как мне. Он так и будет терпеть ее, пока не умрет. Или пока не вылечит себя сам. Он беззащитен, мой непроницаемый боевой робот. Он поддерживает меня, стимулирует процедуры восстановления организма, задвигая заботу о себе в самый дальний угол. Считает, что прежде всего должен защищать меня. Глупая жестянка. Что я без него? Просто слюнявый идиот.
– Ничего, – успокаивает он. – Мне не привыкать. Через сутки повреждения будут ликвидированы. Можно быстрее, но тогда твое состояние ухудшится. И у меня не будет ресурсов для собственного восстановления.
– Ладно. Тогда терпим вместе?
– Идет.
И я сдерживаю рвущийся вопль, с хрустом стекла поворачиваясь на бок. В глазах сразу темнеет. К горлу подкатывает тошнота.
– Не могу полностью блокировать нервные центры. Недостаточно ресурсов, – извиняется Триста двадцатый.
– Ничего. Потерплю. Почему я не могу кричать?
– Ты кричишь. Просто слух пока не вернулся. Тебя услышат. Ты кричи еще.
– Эй, кто-нибудь! – я снова беззвучно шевелю губами, борясь с болью в груди. Захожусь тяжелым кашлем. Волны боли следуют одна за одной. Боль разрывает меня на части. Будит злость. Черт меня дери! Да есть вообще в этой галактике место, где меня не будут пытаться прихлопнуть?
Одно хорошо – теперь я лежу на боку. Так труднее дышать. Но так я могу, наконец, что-то видеть в пыльной преисподней. Тут есть на что посмотреть. Все белое, как в снегу. Люди-призраки ходят, ползают в белой пелене. Ползут-бредут-ковыляют наружу. Сидят на кучах обломков и зачем-то раскачиваются. С любопытством заглядывают внутрь через проломы в стенах. Вытягивают шеи в попытке рассмотреть редкое зрелище. Чертовы кретины! Э-э-э-й! Помогите, мать вашу… Снова кашель. Мне даже сплюнуть нечем. Рот забит пылью. Язык как наждачная бумага. Царапает десны. Как бы услышав меня, откуда-то начинает падать холодный иней. Целый снегопад. Или пурга. Прикасаясь к налету пыли, крохотные капельки скатываются в шарики. Но потом пыль набухает влагой, темнеет и становится грязью. Я просто завален этими холодным грязным снегом. Зубы начинают стучать от холода. Но дышать становится легче. У снега не слишком приятный кисловатый вкус.
– Сработала система пожаротушения, – слышу подсказку.
Вот мутное пространство расцвечивается цветными вспышками. Кого-то принесло, наконец. По одной, темные фигуры проникают внутрь. Вот подняли кого-то. Понесли. Через меня перешагивают, как через бревно.
– Э-э-э-й! – хриплю я.
– Это робот. Он тебя не слышит, – комментирует Триста двадцатый.
– Робот? Мне врач нужен, а не робот, – злюсь я.
– Он ищет взрывчатку. Определяет, насколько тут безопасно. Роботы-эвакуаторы идут следом.
– Черт…
Человекообразная фигура за моей спиной осторожно переступает через груду обломков. Я чувствую, как шевелится разбитая мебель подо мной.
– Сканирующее излучение. Неопасно для здоровья…
– Скорей бы уже…
Слабая тень падает мне на глаза. Надо же. Нипочем бы не подумал, что в этой тьме что-то способно тень отбрасывать. Легкая вибрация механических конечностей, что подхватывают и плавно приподнимают меня, передается спине. Спину жжет. Разбитый стол, с которого меня подняли, весь блестит чем-то темным. Словно маслом машинным полит. Легкие покачивания. Ощущаю кожей гудение сервоприводов. Свет становится ярче. Я уже на улице. Не я. Мы. Я и мой спаситель.
Одежда спадает с меня грязными лоскутами. Меня чистят, будто яблоко от кожуры. Тележка с металлическим ящиком, напоминающим гроб. Подо мной что-то влажно чавкает. Тело немеет. И звук появляется, сначала в одном ухе, потихоньку, точно на пробу, потом сразу скачет на полную мощность и захлестывает меня дикой какофонией сирен, криков, плача, шума толпы, гула двигателей и даже свиста вертолетных турбин.
– Ну и бардак, – думаю я. – Никакого у них тут порядка.
– Точно, – соглашается Триста двадцатый. – Задействована внешняя анестезия.
Тележка трогается с места. Какие-то лица надо мной. Кивают мне. Что-то спрашивают. Интересно, как там Мишель? И тут же вижу над собой смутно знакомое лицо. Восковая кожа, как у покойника. Через белую маску проступает кровь из расцарапанной щеки. Волосы свалялись и перепутались пополам с пылью.
– Это же баронесса Радецки! Давай, не отставай! Снимай! Баронесса, канал «Новости-два», скажите, как вы себя чувствуете?
– Что? Идите к черту.
Я узнаю голос Мишель.
– Как ты? – спрашивает она почему-то черными губами. – Тебе очень больно?
– Уже нет, – пытаюсь я улыбнуться.
– Карла разнесло на кусочки. Мариуса засыпало. Жана ищут, – зло говорит она. – Чертовы фанатики.
– Кто это – Карл?