Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
– Конечно, дорогой! Половина новостей – о тебе! Не волнуйся, наши эксперты уже были на месте происшествия и беседовали с представителями властей.
Почему-то это известие меня не радует. Я выпрямляю спину и сжимаю кулаки, подавляя нервную дрожь.
– Как оперативно! – делано восхищаюсь я.
– А то! Мы же серьезная фирма, – радуется в ответ Штайнер.
– Ну если вы в курсе, – приступаю я к главному, – то когда мы можем встретиться и обсудить наши проблемы?
– Наши проблемы, Ив? У нас нет никаких проблем, дорогой. Видишь ли, наши эксперты выяснили любопытную деталь. Эту деталь ты скрыл при заключении страхового договора. А именно – размещение склада в зоне безопасности заправки по соседству. Про нарушение правил пожарной безопасности я уже не говорю. Поэтому наш юридический отдел готовит сейчас исковое заявление в суд для признания договора недействительным.
– То есть денег от вас мне не видать? – уточняю я.
– Ну ты же понимаешь, мы солидная компания…
Я обрываю связь. Дьявол за моим плечом кривляется и корчит мне страшные рожи.
– Ну и что дальше? Вознесение на небеса? – спрашиваю я у него.
Следующая порция бренди катится внутрь. Я занюхиваю ее рукавом и иду в кухонный отсек найти какой-нибудь закуски. По дороге раздумываю – стоит ли допить бутылку сейчас или сначала дождаться звонка представителя «TRI»?
10
Ника сосредоточенно смотрит куда-то в одну точку за моей спиной. Я поворачиваю голову, пытаясь увидеть то, что видит она. Ничего. Пустая, матово-серая поверхность стены. Ника серьезна, и на ее губах нет ни тени привычной мне улыбки. Если бы не ком в груди, я чувствовал бы себя так, словно веду деловые переговоры с незнакомым человеком.
– Значит, ты хочешь сказать, что ты полный банкрот и поэтому просишь меня удалиться? – интересуется Ника. – Я верно тебя поняла?
Господи, я никогда не слышал, чтобы она говорила таким голосом. Таким спокойным.
– То есть во мне отпала надобность, как только ты стал оборванцем? – продолжает она свой монолог.
– Ника, я…
– …И ты все решил, ты такой благородный, ты не хочешь меня стеснять, и ты принял единственно верное решение…
– Ника…
Она не слушает. Она говорит, не сводя глаз с невидимой точки за моей спиной. Ее глаза серьезны и сухи, ни слезинки. Она слегка щурится, обдумывая каждое слово. Мне так хочется ее обнять, такую неприступную, твердую. Такую чужую. Но она словно отгорожена от меня стеклянной стеной.
– …Ты относишься ко мне, как к вещи, как к постельной игрушке. Ты решаешь, когда нам быть и как. Ты решаешь за меня, что я испытываю к тебе какие-то чувства, и делаешь за меня выводы. Ты планируешь свою и мою жизнь, забывая, что я тоже имею на это право. Мне кажется, что ты недостаточно хорошо меня знаешь, Ивен…
– НИКА! – Я встряхиваю ее за плечи и заставляю замолчать. – Не надо искать в моих словах двойное дно! Я люблю тебя, и ты это знаешь. Уже сегодня тут закрутится такая карусель, что только держись. Я не желаю, чтобы ты видела, как меня ломают. Не хочу, чтобы тебя допрашивали, не хочу, чтобы тебя таскали по судам. Не хочу, чтобы ты унизительно доказывала приставам, что твое нижнее белье в моем шкафу – действительно твое! Я не желаю видеть тебя на свиданиях. Такую молодую, свежую. Не хочу знать, как ты выйдешь замуж. Мне сорок три, понимаешь? Если дадут больше трех, меня отправят на рудники. Со всеми вытекающими. Оттуда редко возвращаются. И даже если мне дико повезет и я вернусь живым, представляешь, кем я буду? Ты пытаешься доказать себе, что тетешкаться с престарелым инвалидом, без денег, без работы, харкающего по ночам в подушку кровью, доставит тебе удовольствие? Не смеши меня. Ты красивая, здоровая, молодая женщина. Ты умна. У тебя есть хорошая работа. Ты талантлива. Ты сможешь прекрасно обойтись без меня. Создать нормальную семью. Иметь детей. Быть счастливой. Наша связь не стоит всего того, что я сейчас наговорил.
– А я, значит, буду довольна и радостна, оставив тебя в покое. Меня это уже не касается, верно? Я закрою дверь и, напевая, пойду обдумывать идею рекламной кампании сахарной пудры. Это ведь так перспективно, – говорит она, глядя мне в глаза. Странно, но в ее взгляде нет ни градуса тепла. Совершенно незнакомая женщина. Безликий секретарь из чьей-то дорогой приемной.
– Мне плевать на то, что будешь чувствовать ты. Ты молода и вполне сможешь начать все заново. Я этого не хочу, и точка. Мне этого достаточно. Я отвезу тебя домой, – говорю я намеренно грубо.
– Вот так, значит… – задумчиво тянет Ника.
– Именно так, милая. Собирайся.
Она внимательно изучает мое лицо. Словно препарирует прищуренным взглядом. Не двигается с места. Молчит. Пауза висит между нами, словно прозрачный мост.
– Ника, я не должен впутывать тебя в свои дела. Ты должна это понимать. – Я нарушаю тишину.
– Я понимаю, – кивает она серьезно.
– Поедем, – прошу я ее.
Она вздрагивает, недоуменно смотрит на меня, оглядывает крохотный кухонный отсек моей квартиры, где нас застал этот разговор, словно оказалась тут впервые.
– Обойдусь, – наконец говорит она и, не глядя, роется в сумочке, доставая ключи.
Связка с потешным брелком, тихо звякнув, опускается на столик над кухонным автоматом.
– Целоваться не будем? – спрашивает она с иронией, уже на ходу. В который раз я поражаюсь тому, как быстро она может меняться и как мало, оказывается, я ее знаю.
У двери она останавливается. С едкой улыбкой говорит через плечо:
– Пока, железный мужчина. Если бы ты знал, как ты меня задолбал рассказами о своем героическом прошлом! Удачи тебе. И не пей больше. Нет зрелища более мерзкого, чем опустившийся алкоголик.
Она тихо прикрывает за собой дверь. Я молча киваю ей вслед. Я благодарен ей за то, что она не бросилась мне на шею. За отсутствие слез. Если бы она коснулась меня губами, я бы просто сдался. Схватил бы ее в охапку и утащил в спальню. А так я просто чувствую себя, словно кастрированный кот. Ничего не болит, и есть не хочется, но чего-то не хватает. И не поймешь сразу, чего именно.
Я падаю на кровать навзничь, раскинув руки. Лежу с закрытыми глазами.
– Жестянка, музыку! Ту же, что и вчера, – громко говорю в пустоту.
Гул барабанов прикасается ко мне, мягко толкает в плечо. «А чего ты ждал, парень? Что она оценит твой благородный порыв и поклянется умереть с тобой в один день?» Мне начинает казаться, что Ника лежит со мной рядом и покачивает ногой в такт неровному ритму. И я боюсь шевельнуться, чтобы не развеять это наваждение.
11
Стоя на перроне, в толпе ожидающих пневмопоезд, торопливо жую завернутый в цветастую обертку пищевой брикет. «Вкус говядины» – написано на яркой этикетке. На самом деле брикет имеет вкус наперченной резины пополам с хорошо разжеванной бумагой. Да и откуда ей взяться, говядине, в мешанине из дрожжевого концентрата и водорослей? Зато стоит копейки. Я проедаю свои последние деньги, которые успел снять со счета до того, как его арестовали. Мой старикан «секундо» стоит на площадке для арестованных машин, весь оклееный цветными полосками бумаги, и теперь я передвигаюсь по Зеркальному на пневмопоездах. Вместе с уборщиками, рабочими, продавщицами, горничными, мелкими конторскими крысами и студентами. Я постепенно забываю вкус мяса и возвращаюсь к пище простого народа. Я стал теперь так близок к этому самому народу, мать его, что просто растворяюсь в тесной толпе на перроне и уже не обращаю внимания на плотный дух застарелого пота, лука, чеснока, дешевого дезодоранта и перегара, с которым не справляется вентиляция. И мне уже не кажутся необычными и опасными тысячи людей вокруг – я быстро научился, как себя вести и кого следует опасаться. И на меня самого перестали оглядываться. Я перестал выделяться и стал своим. Я вдруг понял, что нет никакой разницы между учебным батальоном Корпуса, где мне когда-то вбивали в голову непреложную истину «Человек человеку – волк», и этими плотно прижатыми друг к другу людьми. Они такие же волки, и каждый из них все время сам за себя. И мне сразу становится легче. Включается выработанный годами муштры рефлекс выживания, я бросаю в утилизатор замасленную обертку и устремляюсь к подошедшему вагону, яростно распихивая локтями толпу и не обращая внимания на тычки и проклятия.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
