«Слава тебе, Господи!» — мысленно поблагодарил Отца Небесного Годимир. Уж очень не хотелось получить по голове широким — с добрую миску — копытом.
— Ах, ты смердюк! — выкрикнул всадник. Вновь занес клинок над головой.
Этого словинец не стерпел. Очень уж не по-рыцарски выходит. Конный на пешего, вооруженный на безоружного… Да еще обзываться?
Злость вскипела в сердце Годимира. Бросилась в виски.
Он с силой толкнул плечом щит «мантихорового» вверх. Так, что окованный край толкнул древко стрелы, по-прежнему торчащей между звеньями кольчуги. Попробуй-ка!
Алый рыцарь аж взвыл от боли. Дернулся, едва не уронил меч, зацепил коня по гриве — правда, плашмя, но все равно поделом.
— Не нравится? — Словинец позволил себе впервые с начала схватки открыть рот. — А так?
Он отпустил повод прижавшего уши коня, двумя руками схватил противника за подошву сапога, подналег…
Жалобно, по-детски вскрикнув, «мантихоровый» взмахнул руками, пошатнулся, бросил меч, стараясь удержаться пальцами за гриву, но волосы выскользнули из перчатки и он повис на боку коня, зацепившись шпорой за высокую заднюю луку.
Гнедой плясал, совершенно сбитый с толку происходящим.
— А ну-ка давай! — Годимир несильно стукнул кулаком по пятке алого. Тот ойкнул и свалился на землю.
Словинец тут же звучно хлопнул ладонью по крупу коня, который рванулся с места в галоп.
— Смердюк! Песья кровь! — тоненьким мальчишечьим голоском выругался «мантихоровый», пытаясь нашарить в траве меч.
«Это кто еще смердюк?» — подумал Годимир, легко зацепив сапогом древко стрелы. Алый взвыл дурным голосом, схватился за плечо, а словинец нагнулся и подхватил оставшийся без хозяина меч.
«Вот теперь-то мы на равных, рыжий…»
— Сзади! — вновь подал голос Ярош.
Даже не оглядываясь, рыцарь понял, что, скорее всего, королевич развернул коня и теперь стремится вновь поразить его копьем. Поэтому Годимир прыгнул через поверженного им «мантихорового» и закрутил пируэт, отмахиваясь вслепую мечом. Рядом, в опасной близости пронесся игреневый конь королевича, но копье, хвала Господу, прошло мимо.
Теперь появилось еще несколько мгновений, чтобы отдышаться и посмотреть по сторонам. Разогнавшегося рыцарского коня запросто не остановишь — уж это Годимир знал доподлинно.
И точно. Королевич вовсю работал поводом, сдерживая скакуна, и даже сумел перейти на рысь. Зато отъехал опять на порядочное расстояние.
А это еще кто?
Полдюжины всадников неестественно замерли на опушке, с северного края поляны.
Оруженосцы?
Скорее всего. И они, и слуги благородных панов рыцарей. Как же панам в одиночку путешествовать? Костер самим разводить, кашу варить, коней чистить? Нет. Не панское это дело.
Годимир вспомнил свои одинокие ночевки в лесу, обожженные о котелок пальцы, подгорелую кашу, заплаты, которые сам себе накладывал на штаны, сапоги, которые…
Да ну их всех!
Что за сопли он тут развел?
Еще попроси, чтоб пожалели!
Это белоруких панычей впору жалеть, а не его. Попади они в его шкуру — или померли бы с голодухи, или удрали бы в родительские маетки так, что пятки в задницы влипли бы.
Сталь калят не в тепленькой водичке, а из жаркого полымя в ледяную купель опускают!
А что ж стоят, не шелохнутся?..
И тут Годимир заметил застывшего на сгоревшем возу Яроша. Вот откуда лесной молодец ему советы подавал. Верно один шпильман сказал — мне сверху видно все, ты так и знай!
Несколько ударов сердца потребовалось рыцарю, чтоб сообразить — Бирюк не просто забрался куда повыше. Разбойник крепко сжимал до половины натянутый лук, а жало стрелы перебегало с одного оруженосца на другого. Наверняка, только это и охлаждало их горячее желание прийти на помощь панам и намять бока проходимцу, имевшему наглость объявить себя рыцарем без надлежащего обряда посвящения.
Ладно. Стойте. Придет нужда, и с вами поговорим.
Интересно только, Ярош кого-нибудь подстрелил или пример несчастного пана Подковы послужил наилучшим подтверждением смертоносности его лука?
Тем временем Иржи развернул коня.
Годимир пару раз, на пробу, взмахнул мечом «мантихорового». Добрый клинок. Тяжел ровно настолько, насколько необходимо. И баланс отличный. Воздух рубит со свитом — одно удовольствие.
Сейчас поглядим, только ли воздух этот меч способен разрубить.
Словинец вознес клинок к небу:
— Пан Иржи! Пан Иржи, я вызываю тебя на честный бой!
Поморич ошарашенно тряхнул головой.
— А? Что? — донесся его голос, изрядно приглушенный закрытым шлемом.
— На честный бой! Грудь на грудь, меч против меча. Ну же, отвечай!
Королевич медлил.
— Или ты боишься? — дерзко бросил Годимир.
— Что? Я? Тебя?
— Так за чем же дело стало?
— Невместно мне биться с оруженосцем!
— Я рыцарь в двенадцатом поколении!
— Ты не рыцарь!
— Зато я не трус!
— Что?
— Что слышал, пан Иржи! Мне отхлестать тебя плашмя перед всеми твоими прихвостнями?
— Да как ты смеешь?!!
Годимир ожидал, что поморич попросту пришпорит коня и вновь обрушится на него, норовя подцепить на копье. Разве стоит иного ожидать от рыжего?
Но королевич вдруг бросил копье наземь. Выкрикнул:
— Вышата!
Седоватый слуга в темно-синем куколе[17]— ежевикой, что ли, красили? — нерешительно тронул пятками коня.
Ярош повел луком, натягивая тетиву чуть больше.
— Вышата, ко мне! — недовольно повторил Иржи.
— Слушаюсь, благородный пан! — Слуга поехал вперед, не задумываясь о собственной, повисшей на волоске жизни. Приблизился к королевичу. Спешился.
— Щит!
Слуга почтительно принял хозяйский щит. Бережно уложил на траву.
— Стремя!
Вышата взялся двумя руками за стремя.
— Видал, как у панычей истинных? — оскалился Ярош. — Все так чинно, благородно… Аж противно, елкина моталка!
Королевич глухо зарычал из-под шлема, но вслух не возразил. Молча сошел с коня, взялся двумя руками за шлем.
Годимир ожидал его, удерживая меч в Ключе[18]— ладони скрещенным хватом на рукояти, а клинок покоится на сгибе руки. Удобная стойка — из нее легко атаковать и столь же удобно парировать удары противника.
