Его мысль была заостренной, как у преподавательницы биологии, и скорее всего он позаимствовал это из ее опыта!
Она напрягла все свои силы, вытолкнула его из своей сердцевины и резко подняла стену.
«Тебе не дозволено!» – резко бросила она и подкрепила мысль укусом, чтобы он ее запомнил.
Молчание. Он пошевелил головой, касаясь плиток пола, не открывая глаз. И потом…
«Да, госпожа», – кротко ответил он.
7
Это было простое упражнение, рассчитанное на то, чтобы доминанта и подчиненный привыкли работать как единая ячейка. «К несчастью, – подумала она, позаботившись о том, чтобы эта мысль была хорошо экранирована, – оказалось, что Руул Тайазан все еще не принял новые условия своего существования».
Хотя он не делал новой попытки пробиться сквозь ее стены, не выражал презрения к айлохинам и не делал никаких попыток предотвратить дальнейшее установление связи между ними, он не упускал ни единой возможности попытаться сопротивляться ее доминированию, так что даже самое простое упражнение превращалось в войну одной воли против другой.
Как и на этот раз.
Три раза она открывала между ними рабочий канал и забирала его силу, чтобы зажечь огонь в созданном ею очаге.
В первый раз он закрылся, выдержав даже ее самые сильные требования. Однако бунт дорого ему обошелся, поскольку она управляла его доступом к средствам возобновления его сущности.
Во второй раз ему не удалось полностью себя закрыть – и несколько струек дыма слабо поднялись над очагом. На это он также затратил часть своих сил, так что она была уверена в его повиновении во время третьего забора силы.
Слишком уверена, на свою голову, в том, что это – его единственное оружие сопротивления.
Она снова сосредоточилась на очаге – и резко получила силу. Слишком большую для того узкого канала, который она сформировала. Этой силы было более чем достаточно, чтобы полностью сжечь ее оболочку, очаг и самого Руула Тайазана, если ей не удастся немедленно взять эту энергию под контроль.
О себе и очаге она не заботилась. К Руулу Тайазану так отнестись было нельзя, поскольку он был привязан к сосуду и лишен способности обновлять его по мере необходимости. Если Руул Тайазан сгорит, то не только его сосуд, но и его сущность будут безвозвратно разрушены.
Она открылась, опустила всю свою защиту и приняла в себя сгусток огня. Последовала короткая вспышка мучительной боли, но от нее вполне можно было отвлечься, – и она перевела энергию на второй уровень, где отпустила без всяких разрушительных последствий.
На этом уровне Руул Тайазан был плотно структурированной системой густого и сложного цвета. Она видела, как вспыхнуло розовое сияние автономной системы, а потом стало затухать, когда сосуд начал умирать. Сверкающая сущность расширилась, выливаясь за пределы сосуда волнистыми крыльями энергии. Сердцевина уплотнилась, словно залиат собирался перейти на второй уровень – и застыла, прикованная к биологическим функциям разбивающегося сосуда.
Тут она начала действовать – и, к своему стыду, не из холодного расчета, а из-за низших эмоций.
Безжалостно, без всяких тонкостей и хитростей, она рассекла своей волей великолепие цветов, проскользнула мимо настороженного разума и перехватила контроль над автономной системой. Она вогнала в умирающее тело жизнь, сплела связи и оседлала бурю энергий залиата, принуждая его, покоряя его, пока он не рухнул под двойным грузом ее воли и требований своего тела.
Со вспышкой ярости – почти такой же обжигающей, как огненный шар, который поглотил ее оболочку, – она швырнула Руула Тайазана на колени, сократила его легкие, его сердце, умножая боль до тех пор, пока не ворвалась в прохладную зеленую цитадель его разума, так что он начал извиваться в ее хватке, пытаясь вздохнуть, отчаянно пытаясь ослабить ее власть над сердцевиной его сосуда. Пряди его силы безуспешно пытались смять ее волю.
Она держала его до тех пор, пока не решила, что он усвоил урок, ударила его о плиточную стену и ушла.
Пепел ее оболочки еще был теплым. Она воскресила ее и вошла внутрь, едва заметив слабый укус боли, бережно разгладила свое одеяние, отодвинула гнев в сторону и повернулась.
Руул Тайазан лежал на полу у стены, к которой она его отбросила. Кровь лилась у него из носа, ушей и рта. Глаза были закрыты.
«Посмотри на меня на физическом уровне», – приказала она.
Его глаза открылись – синие, яростные, нераскаявшиеся.
«Я – твоя доминанта, – сказала она ему. Ее мысль была холодной и сдержанной. – Ты будешь мне подчиняться».
Ничего, кроме яростного синего взгляда. Она наклонила голову.
«Я принимаю твое подчинение, – сообщила она, словно он действительно его предложил. – Встань».
Он подчинился, хотя ему это стоило дорого, ибо помимо ушибов имелись переломы костей и травмы внутренних органов, которые она пока не сочла нужным залечить – решила, что ему следует узнать кое-что о боли, чтобы оценить ее отсутствие. Она ждала, давая ему возможность оценить тяжесть ее терпения, пока он с трудом поднимался на ноги. Пальцы уцелевшей руки цеплялись за гладкую стену, выложенную плитками, пытаясь найти опору.
Когда он выпрямился, она открыла канал в четвертый раз и взяла у него силу.
Канал чуть нагрелся: искра пробежала от него к ней, прикоснулась к очагу и дала начало слабому голубому пламени.
«Объясни свои поступки».
Он с трудом поднял голову и встретился с ней взглядом.
«Разве ты не приказала мне зажечь очаг? – Его мысль была зеленым льдом. – Госпожа».
К счастью для Руула Тайазана, ее ярость уже ушла, иначе она могла ударить его еще раз, к немалому его сожалению. Вместо этого она просто разгладила свое одеяние и сформулировала вопрос более точно:
«Ты знаешь, что необратимо привязан к телу. Чего ты пытался добиться этой новой выходкой?»
«Свободы».
Мысль была такой холодной, что могла бы заморозить разделявший их эфир. И за ней таились глубины, которых она пока не могла определить – и которых все же опасалась.
«Мне казалось, – тщательно подобрала она следующие слова, – что ты не хотел быть уничтоженным. Заметь: если твое тело умрет без восстановления, ты будешь уничтожен».
Его глаза невольно закрылись – и он внезапно осел по стене, дрожа всем телом.
«Я думал выжить. – Его послание стало неровным, так как травмы тела начали разрушать его барьеры. – Выжить уменьшившимся».
Его мысль раскололась. Она уловила образ свободного залиата, совсем маленького и очень плотного, радостно танцующего меж звезд – который сменился серебристо-зеленым шумом.
Вот как. Он был готов отказаться от какого-то количества своей сути, своей силы – чтобы уйти из плена. Поистине отчаянный план.
