Но самое худшее началось, когда я упала рядом с ней и тоже заревела. С мертвецами мне проще. Они обычно не закатывают истерик. Это привилегия оставшихся. Самое трудное в моей работе. Мы обнялись с сестрой Элизабет и долго сидели, пока не явился дядя Боб и не оттащил меня от нее. Зять Элизабет собрал детей, они вышли через боковую дверь и сели в машину, чтобы ехать к бабушке. В общем, настоящая любящая семья.
— Потише, — предостерег дядя Боб, когда я спрятала лицо в пакет. — Если ты переусердствуешь и отключишься, я тебя не удержу. Позавчера играл в гольф и повредил плечо.
До чего у меня заботливая родня. Я постаралась дышать медленнее, но не переставала думать о бедной женщине, потерявшей сестру, лучшего друга, верного товарища. Что она будет делать? Как справится с тем, что выпало на ее долю? Где найдет силы жить? Я снова залилась слезами, дядя Боб махнул рукой и оставил меня в джипе одну.
— Она справится.
Я посмотрела в зеркало заднего вида на Элизабет и всхлипнула.
— Она сильная, — добавила та.
Похоже, она ужасно переживала, а я ей ничем не могла помочь.
Я снова всхлипнула:
— Простите. Мне не надо было заходить в дом.
— Вовсе нет. Я очень благодарна вам за то, что там были именно вы, а не толпа копов. Есть вещи, которых мужчинам просто не понять.
Я оглянулась на Гаррета, беседовавшего с дядей Бобом; Своупс покачал головой и бросил на меня бесстрастный взгляд.
— Пожалуй, вы правы.
* * *
Мне пора было браться за работу, и поскорее, но Элизабет хотела проведать мать и узнать, как там идут дела. Мы договорились позже встретиться у меня в офисе, и я попросила полицейского отвезти меня к Развалюхе.
Поездка подействовала на меня умиротворяюще. Люди выходили на улицу и шагали на работу. Солнце, маячившее на горизонте, заливало мягким светом оживленный утренний Альбукерке и внушало надежду на то, что можно все начать заново. Проносившиеся мимо дома в стиле пуэбло[7]с аккуратно подстриженными лужайками неожиданно сменились деловым районом, где каждый дюйм был застроен старыми и новыми зданиями.
— Вам лучше, мисс Дэвидсон?
Я уставилась на Тафта. Он был одним из молодых полицейских, стремившихся поладить с моим дядей, и поэтому согласился меня подвезти, воображая, что это как-то поможет его карьере. Интересно, знал ли он, что на заднем сиденье везет призрак девочки? Очевидно, даже не догадывался.
— Да, спасибо, мне гораздо лучше.
Он улыбнулся. Формально проявив участие, дальше он мог спокойно меня игнорировать.
Обычно я не имею ничего против того, чтобы на меня не обращали внимания, но мне хотелось расспросить Тафта о белокурой девочке, на вид лет девяти, которая смотрела на него с таким обожанием, будто он только что спас мир от гибели. Но такой вопрос требовал такта. Умения. Хитрости.
— Это не у вас в машине недавно умерла девочка?
— У меня в машине? — изумленно переспросил полицейский. — Нет. По крайней мере, я на это надеюсь, — усмехнулся он.
— Ну и хорошо.
Он неловко поерзал, обдумывая мои слова.
— Ничего об этом не знал. Разве у кого-то…
— Нет, что вы, просто ходили слухи.
Тафт, вероятно, слышал все обо мне от других мальчишек из той же песочницы на детской площадке. Вечно они сплетничают. Он явно хотел свести общение к минимуму. Но любопытство одержало надо мной верх.
— Значит, недавно умерла какая-то девочка, которую вы знали? Светленькая такая?
Тафт уставился на меня так, будто я окосела и пускаю слюни. На всякий случай я вытерла опухший уголок рта.
— Нет. — Он задумался. — Но примерно месяц назад погибла одна девочка. У нее были светлые волосы. Я пытался сделать ей искусственное дыхание, но оказалось слишком поздно. Такое горе.
— Верю. Мне очень жаль.
Девочка вздохнула:
— Правда, он классный?
Я фыркнула.
— Что? — переспросил Тафт.
— Ничего-ничего. То есть — это действительно трагедия.
— Полегче, сука.
Я изо всех сил постаралась не выпучить от удивления глаза. Живым странно наблюдать, как я реагирую на что-то, чего они не видят и не слышат. Я осторожно обернулась к девочке, делая вид, что любуюсь пейзажем позади, и вопросительно приподняла брови.
— Ты его не получишь, поняла? — рявкнула она из-за решетки.
— Угу, — тихонько произнесла я.
Тафт покосился на меня:
— Прекрасный район.
— Да, пожалуй.
— Я тебе глаза выцарапаю, слышишь, ты, уродина!
Уродина? Ну все, с меня хватит. Пора поиграть в мобильник.
— Ой, — произнесла я, роясь в сумочке. — Кажется, у меня жужжал телефон. — Я щелчком открыла трубку. — Алло?
— На твоем месте я бы не стала пользоваться пудрой с блестками. От нее никакого толка.
— Она без блесток.
— И перестань пялиться на него. Он заслуживает кого-нибудь покрасивее.
— Послушай, малышка, — начала я, снова оборачиваясь, чтобы полюбоваться пейзажем за спиной. Надеюсь, это не было похоже на то, что я беседую с призраком на заднем сиденье, притворяясь, будто болтаю по телефону. — У меня невероятный роман с парнем, который тоже никогда не будет со мной. Comprende?
Девочка стукнула кулачками по обтянутым пижамой коленкам и сверкнула на меня глазами:
— Я тебя предупредила, сука.
— Прекрати меня так называть, малявка!
Тут я заметила, что Тафт удивленно сдвинул брови.
— Ох уж эти родственники, — хохотнула я.
Разумеется, фокус с мобильником срабатывал, когда на телефоне был выключен звук. Пока я пыталась объяснить юной собеседнице, что свет совсем рядом и ей следует войти в него, мой сотовый заиграл Пятую симфонию Бетховена — это значило, что звонит дядя Боб. Едва не выронив телефон, я улыбнулась Тафту.
— Наверно, предыдущий звонок оборвался. — Я не стала комментировать тот факт, что несколькими секундами ранее был якобы включен только виброзвонок.
Призрак на заднем сиденье злорадно расхохотался. Откуда, черт возьми, взялся этот ребенок? Тут меня осенило. Вот оно что! Может, она пришла из ада?
