— Доброе утро, дети! — сказала она строгим хриплым голосом.
Ответа не последовало. Борис, Том, Адель и Беа, оцепеневшие от ужаса, все еще не могли оправиться от такого сюрприза. Они уже представляли, как их каникулы будут загублены этой старой теткой с голосом напуганной совы. Делай то, не делай этого, убери свою комнату, почему твои вещи везде валяются, помоги немного, накрой на стол, да поживей, давай, какого черта ты там возишься, двигайся, иначе корни скоро пустишь, ты спишь на ходу, алло, я к тебе обращаюсь, отвечай, пожалуйста, дорогуша, иди мыть руки, доброе утро, до свидания, спасибо, спать, живо и без выкрутасов, зубы, не забудьте почистить зубы… Ничего смешного не было в том, чтобы каждые тридцать секунд слышать приказы и понукания Офелии. Каникулы в Норвегии больше не казались такими уж прекрасными.
— ДОБРОЕ УТРО, ДЕТИ! — повторила она таким тоном, что не ответить было бы скорее безрассудством, чем невежливостью.
— Доброе утро, Офелия, — ответил ей хор дрогнувших голосов.
— Доброе утро, старая сова, — пробормотал Борис.
— Что ты там говоришь, мой милый Борис? Ты хочешь что-то добавить? Например, сказать небольшую приветственную речь по случаю моего приезда? Услышав это от тебя, я была бы очень растрогана. Ну же, скажи нам всем… Мы тебя слушаем!
— Нет, нет, ничего… — промямлил он, сглотнув слюну, а затем добавил: — На самом деле ничего особенного…
Офелия ушла, оставив детей наедине с их дедушкой, который пожелал им приятного аппетита. В тишине большого зала слышны были лишь стук столовых приборов, чавканье и треск горящего огня, ползущего по дровам. Совсем как в монастыре. Наконец, пообещав детям грандиозное Рождество и незабываемые каникулы, в течение которых все их желания — в пределах разумного, конечно, — будут выполнены, доктор Абельманс вернулся к своим делам. С легкостью атлета он направил свое кресло к подножию лестницы, которая шла в коридор, ведущий к его кабинету. Абельманс нажал на кнопку пульта, находящегося на ручке его кресла, и лестница в момент трансформировалась в ровную поверхность с полозьями для спуска и подъема. Он подъехал к пандусу, вставил колеса в полозья, и кресло автоматически поднялось наверх. Абельманс нажал на другую кнопку, и пандус вновь стал лестницей. Когда он исчез в коридоре, деревянная дверь зала закрылась сама собой.
— Я был уверен! Я вам говорил, что это старое пугало доберется и сюда, чтобы следить за нами! — яростно выкрикнул Борис.
— Да ну! А по-моему, ты говорил о клевых каникулах и грандиозном Рождестве. Но на самом деле это будет худшее Рождество в нашей жизни. Она станет шпионить за нами двадцать четыре часа в сутки, как обычно это делает, змеюка подколодная, — с той же яростью, что и ее брат-близнец, зашипела Беа.
— Эй, вы оба, ну-ка тихо!
Более уравновешенная Адель постаралась успокоить расстроенных кузенов:
— Вы знаете Офелию так же хорошо, как и я… Нужно всего лишь околдовать ее, как змею, чтобы усыпить ее бдительность. Наша задача — умело поиграть на дудочке, чтобы она оставила нас в покое на все каникулы. Успокойтесь и постарайтесь быть более дипломатичными. Это в наших общих интересах. Ясно?
Борис и Беа уверенно кивнули, заговорщически улыбаясь, и повернулись к Тому, чтобы получить его согласие. Но мальчик был более увлечен «Космографией»[10]Себастьяна Мюнстера, висящей над камином, чем спором, и ничего не слышал. Тогда дети решили единогласно — ну, то есть без Тома, — что обязательно постараются подружиться с толстой кухаркой. Рождество наступало уже через два дня, и было бы очень обидно провести его под наблюдением грозной надсмотрщицы.
9
Ужас в открытом море
Двадцать четвертое декабря, двадцать один тридцать. Полностью потерянный в густом тумане, темной норвежской ночью под шотландским флагом плыл танкер «Разведчик», длиной сто пятьдесят метров, водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн, имеющий на борту двадцать шесть моряков и двадцать пять тысяч кубометров тяжелого топлива. Море было спокойным. Шотландский капитан Форест Гленн Вуд, сверившись с приборами, теперь сидел в рулевой рубке и тщательно заполнял путевую карту. Накануне танкер преследовал какой-то непонятный объект, и капитан описал в своем раппорте этот «объект» довольно подробно. Однако начальство не сочло нужным обратить внимание на это событие. Когда капитан попытался узнать больше об этом странном объекте, ему ответили, что это не касается ни его, ни его команды. Может быть, это была атомная подлодка? Военный батискаф? Он не знал точно, что это было.
Но в эту ночь, как и во многие предыдущие, он так и не зафиксировал ничего необычного. Судно плавно продолжало свой путь на юг. Ночную тишину нарушал лишь далекий и глухой звук моторов в машинном отделении, да пиканье находящихся в командной рубке приборов. Звук был монотонным и усыплял не хуже самой лучшей колыбельной.
Дни и ночи проходили на борту танкера без сюрпризов. Капитан иногда пытался бороться с этой надоедливой рутиной, которая затягивала почище болотной топи. В этот рождественский вечер, который отличался от других только парой гирлянд и крошечной пластиковой елкой в углу, атмосфера на корабле царила мрачная. Капитан откровенно скучал по своей семье, с которой расстался несколько недель тому назад. Он представлял своих детей, разворачивающих подарки, в то время как он, забытый всеми, потерянный где-то в Северном Ледовитом океане, вынужден был наблюдать за этими проклятыми мониторами, на которых не отображалось ничего интересного. Ему хотелось, чтобы поскорее наступил завтрашний день, тогда он сможет позвонить домой и поздравить детей и жену с Рождеством. Он бы услышал наконец их голоса. Хотя бы на несколько минут по телефону он разделил бы с ними праздник. Страшная тоска охватила капитана — он так скучал по своей семье. Но такова жизнь. Он сам выбрал эту профессию, со всеми ее недостатками, и в глубине души очень любил свою работу. Атмосфера портов, команда, моряцкое братство, переменчивый океан…
Форест Гленн Вуд пребывал в своих мыслях, когда неожиданный грохот, словно бы от мощного удара, заставил его подскочить на месте. Быстрый как молния, капитан кинулся к приборам. Однако они не зафиксировали ничего подозрительного. Он повернулся к своему помощнику:
— Вы слышали, Джон? Что это было? Мы с чем-то столкнулись!
— У меня тут все в норме, капитан. Не понимаю, что это, приборы ничего особенного не видят…
От второго удара, еще более мощного, задрожало все судно.
— Вот это уж точно ненормально!..
Капитан пытался скрыть беспокойство. В гнетущей тишине, не отрывая взгляда от экрана, он ждал, что же будет дальше. Он не знал, что случилось, но понимал — все еще только начинается.
ГЛАААНГ! Ужасный удар сотряс судно, которое завертелось на месте, заходило ходуном. Затем капитан почувствовал, что корабль взлетел вверх, словно поднялся на гребень волны, немного покачался из стороны в сторону и рухнул на толщу воды. Под тяжестью тысячи кубометров топлива судно накренилось и стало уходить под воду. Ситуация на борту походила на военные действия. Верещала сирена, моряки в панике хватались за все что только можно, чтобы удержаться на месте. Вода хлестала отовсюду, ее потоки врывались в каюту с бешеной силой, на ходу корежа металл и разрывая корабль на куски. По коридорам неслись бурные реки, таща за собой посуду и скарб моряков. Уровень воды стремительно рос, каюты затоплялись одна за другой. Подхваченные волной, люди отчаянно кричали. Некоторые, выбиваясь из сил, отчаянно пытались убежать от тонн воды, несущихся за ними по пятам. Другие, изможденные борьбой, смирились и исчезли в темной бездне.
