Громкая отрыжка разнеслась эхом по комнате.
— Ты уходишь от темы.
— Может, мне извиниться?
Митч встал. Карие глаза Кертиса зло заблестели.
— Скажи, что ты хотя бы попробуешь с длинноногой красоткой, или я испорчу воздух.
— Вон! — заорал Митч и указал на дверь.
— Уже иду, — во весь рот улыбнулся Кертис.
— Ты что, забыл, что я зол на тебя как черт? Помнишь вкус крови на разбитых губах? — угрожал Митч. Хоть он и знал, что Кертиса не так-то легко запугать, он сделал шаг навстречу своему массивному другу.
— Что за вопрос? Расслабься. Разбитые губы, ха! Какое богатое воображение. Ты что, забыл, чем мне обязан?
— Все еще помнишь, старик? Столько лет прошло. Время, чтобы отыграться, давно вышло.
Митч хмуро посмотрел на него. Кертис поднял руки.
— Ухожу, ухожу. Мне надо позвонить своей двоюродной сестре.
— Двоюродной сестре?
— Да, своей двоюродной сестре Аните. Не думаю, что вы знакомы. Мы собираемся встретиться.
Кертис подошел к двери, открыл ее, повернулся и в манере Арнольда сказал:
— Я вернусь.
Когда дверь закрылась, Митч подумал, как он вообще смог подружиться с этим большим недотепой. Они определенно были совершенно разными. Кертис был воплощением грубости: вечно жующий спортивный журналист с набитым ртом и плохими манерами. Но в колледже эти двое почему-то стали друзьями. Митч фотографировал футбол, а Кертис писал о нем. С тех самых пор Кертис постоянно напоминает ему, что если бы не он, Митч никогда бы не стал снимать для газеты колледжа, а студии Салливана вообще бы не существовало. В некотором смысле Кертис был прав. Митч знал, что обязан ему. Временами Кертис был обаятельным и забавным, но чувство долга — основная причина, по которой Митчу приходилось ладить со своим несносным другом. С годами же стало казаться, что Кертис увеличил долг до размеров пожизненного обязательства.
Митч сел на диван. Его взгляд блуждал среди фотографий, разбросанных на стеклянном столике. Он задумался о том, как он сможет держаться подальше от Гизеллы Грин. А хотел ли он этого? Может быть, Кертис прав. Может, ему стоит приступать к действиям и поразвлечься? А возможно, связь с ней будет его самой большой ошибкой в жизни.
* * *
Гизелла и Анита шли к дому по тротуару, обрамленному по краям цветочными клумбами. Они приблизились к веранде, украшенной массивными колоннами. У веранды стояли алебастровые кресла-качалки, с потолка свисали похожие на них качели. Рядом с домом протекала полноводная Ривер-Оукс.
— Ты уверена, что твои родители не станут возражать против еще одного гостя? — спросила Анита.
Гизелла дружелюбно улыбнулась:
— Ну, конечно, они не будут возражать. Ты ведь уже почти член нашей семьи. И если я должна явиться на этот обязательный семейный ужин, то и ты тоже.
— Ты говоришь об этом как о неприятной обязанности.
— Для тех, кто знает моего отца, это не покажется странным.
Гизелла достала ключ и открыла огромную стеклянную дверь.
— Мне кажется, что он очень мягкий человек, Джи-Джи.
— Да, с тобой, может быть. Но со мной все не так. Я не думаю, что он когда-нибудь простит меня за то, что я родилась девочкой.
— Ты преувеличиваешь.
Анита посмотрела на нее поверх очков.
— Хотела бы я, чтобы так оно и было, — грустно ответила Гизелла. Она закрыла за собой дверь и крикнула: — Мам, пап, я дома!
Постаревшая и уменьшенная копия Гизеллы вышла навстречу.
— Здравствуй, дорогая! — Она потянулась вверх и поцеловала дочь в щеку. — Здравствуй, Анита, — обняла она ее подругу. — Я так рада видеть вас. Что-то вы припозднились.
Гизелла ласково улыбнулась матери. Казалось, что чем старше становилась мать, тем лучше она выглядела. Ни поседевшие волосы, ни морщинки не повлияли на ее красоту.
— Я надеюсь, что у тебя есть место для еще одного пустого желудка, мам.
Джойс Грант взяла их руки и слегка сжала.
— Ты ведь знаешь, что у нас всегда есть место для Аниты. И твой отец будет рад ее приходу.
— Вы опоздали, — сообщил Джордж Грант из столовой.
— Ради Бога, Джордж, — не согласилась Джойс. — Они не опоздали. Да и обед еще не готов.
— Привет, пап, я рада тебя видеть, — мягко сказала Гизелла, подходя к отцу, который лишал ее присутствия духа, даже когда она была еще маленькой девочкой.
Она прикоснулась губами к его щеке.
Хотя Гизелла была немаленькой, ей приходилось смотреть на отца снизу вверх. Он был высок, строен. Голова его вся поседела, а лицо избороздили морщины. С годами он стал очень сердитым, а ведь когда-то нежная улыбка озаряла его лицо.
— Было бы неплохо увидеть тебя сегодня за рабочим столом. Где ты пропадала? — строго спросил он.
Гизелла привыкла к таким выпадам, она знала, что съежиться и промолчать было бы хуже. Поэтому она спокойно ответила:
— Я… м-м… я проводила маркетинговое исследование в другом районе.
Это была не совсем ложь, но и не совсем правда. Похоже, что такие отговорки начали входить в привычку. Если бы Гизелла не видела свой нос, то могла бы подумать, что он у нее вырос, как у Пиноккио. Но если бы ее отец узнал правду, ей точно бы влетело.
Он пристально посмотрел на дочь своими проницательными глазами, а потом улыбнулся:
— Молодец, узнаю свою девочку. Всегда думает о делах! — Он неуклюже потрепал ее за плечо. — Видишь, Джойс, все мои бесчисленные лекции наконец-то сделали свое дело.
— Привет, мистер Джи, — вставила Анита. Его лицо расплылось в искренней улыбке.
— Анита, дорогая, как я рад тебя видеть!
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я присоединюсь к вашему семейному ужину?
— Нет, дорогая. Конечно, нет. Я его вообще-то уже заждался.
К нему снова вернулось сердитое выражение лица, и он отправился назад в столовую.
Джойс Грант подмигнула им и вполголоса сказала:
— Король ждет ужин, девочки.
Гизелла ответила ей улыбкой, а Анита засмеялась. Рука об руку они направились в столовую. Как только они прошли сквозь двойные двери, Анита шепнула Гизелле:
— Маркетинговое исследование? Не могла придумать ничего получше? Я бы сказала, что это было больше похоже на исследование рекламных щитов.
— Тихо! — Гизелла втолкнула ее в комнату.
Ужин длился более часа. Гизелла явно нервничала. Все ее мысли были о Митче и о тех мгновениях, что они провели вместе. Она была рада, что Анита все время развлекала ее родителей разными анекдотами и двусмысленными шутками. Они даже не заметили, как тихо и озабоченно весь вечер вела себя Гизелла. Подали десерт, разговор пошел о делах.
