Никита пальцами нащупал невидимую трещинку сбоку на подошве, надавил в определенной точке. Ногтями уцепил заусенец и вытянул плоскую, тончайшую, заостренную, как бритва, полоску металла. Это беспощадное и страшное в умелых руках оружие называлось по-разному — «джумба», «ариадна», «тихая смерть». Никита опустил ботинок на пол, приладил лезвие между средним и указательным пальцами правой руки так, что сантиметра два торчало наружу, махнул рукой над глазами, ощутив на мгновение ледяное дыхание вечности. Теперь он был готов к схватке, оставалось только ждать.
Началось все, как и ожидал, около четырех часов, время определил с точностью почти до минуты, ориентируясь на предутренние видения, сгустившиеся в мозгу. Все долгие часы пролежал с открытыми глазами, на спине, и вообще ни о чем не думал.
Первым спустил ноги с кровати Фаня-волк, за ним, как по сигналу, одновременно поднялись узбек и человек-гора. Три серые тени призрачно качнулись в лунно-лампочном свете и бесшумно двинулись к нему. Все дальнейшее произошло за несколько секунд, кровавых и безумных. Никита калачом скатился с кровати, разогнулся и, оказавшись чуть позади человека-горы, ухватил его левой рукой за волосы, дернул и «ариадной» полоснул по раздутой глотке. Не дожидаясь результата, отпрыгнул на середину комнаты, но узбек не зевал, дотянулся и ткнул его ножом в левое плечо. Никита оценил быстроту и точность, с которой он это проделал, перехватил, перенял руку с финкой, поднатужился и приемом старинного верного самбо переломил о колено, потом наотмашь открытой ладонью хлестнул по уху… Фаня-волк уже летел на него, согнувшись, стелился по полу, Никита встретил его ударом гюрза — пятками в грудь. Волка отбросило к двери, там Никита его поймал и придушил, сдавив горло «закруткой», пережав сонную артерию. Тут и сказке конец. Только узбек глухо постанывал, лежа на полу, баюкая, поглаживая локтевой мосол. Никита задрал на себе рубаху и посмотрел, что с плечом. Кровь стекала густой струйкой — плечо и часть спины будто охватило огнем.
— Слышь, Рахмет, — обратился к узбеку. — Скажи своим, пусть угомонятся. Могу заплатить неустойку.
Узбек перестал выть.
— Хорошо, скажу.
После этого Никита несколько раз ударил кулаком в дверь.
6
Следователем была женщина. Лет около сорока. Тонкая, стройная, с ярким лицом, с больным взглядом голодной птицы. Она пришла в лазарет, где он вторые сутки разговлялся. Мир видел смутно: крови много потерял и ночью не спал ни минуты, опасался, что достанут. Нет, в первую ночь не достали.
Женщина села рядом с койкой на стул и представилась:
— Меня зовут Елена Павловна. Фамилия — Скороходова. Веду дознание по вашему делу. Можете разговаривать?
— Конечно могу.
— Хотелось бы услышать ответы на несколько вопросов. Не для протокола. Просто так, для знакомства. Видите, у меня нет диктофона.
— Я готов и с диктофоном.
В ее голосе звучали нормальные человеческие нотки, и улыбка оказалась прелестной. Домашней, уютной.
— Давайте сначала поговорим о происшествии в камере. Итог там такой. Один труп и двое покалеченных. Оба заявили, вы на них напали среди ночи и начали зверски избивать. Что на это скажете?
Никита ответил не сразу. Прежде чем прийти сюда, дознавательница наверняка изучила его биографию. Его смущал мерцающий теплый блеск в ее темных, чуть раскосых глазах. Очень красивая, холеная женщина-следователь. Что ж, всякое бывает.
— Можно вопрос, Елена Павловна?
— Да, пожалуйста.
— Вы давно работаете по уголовным делам?
— Восьмой год, а что?
— Тогда вы прекрасно понимаете, что произошло в камере на самом деле.
— Хочу услышать этот от вас.
— Хорошо… Меня подписали за этого чучмека, за Мусика. Первая попытка сорвалась, теперь они подготовятся получше. Второй раз мне придется труднее. Вот и все.
— Ага. — Женщина произнесла это так, словно услышала добрую новость. — Тогда давайте перейдем к этому, как вы его называете, Мусику. Сразу скажу, он выжил чудом. Почему вы на него напали?
— Я не нападал. Тут дело обстоит так. Я ведь бизнесмен, а Мусик гангстер. Подослал своих ребят за процентом. Я платить не отказывался, но по уму, а не внаглую. Фирма у меня молодая, с капиталом еще не развернулся. Ну, дал ребятам сколько было, а потом, когда они ушли, прикинул: нет, так не пойдет, Мусик не даст работать спокойно. Так и будет высасывать до донышка. Вы же знаете эту публику, Елена Павловна. Они звереют, когда впиваются… Решил попробовать с ним договориться, чтобы дал хоть год на раскрутку. Хотел убедить, что это для него же выгоднее. Пошел в ресторан, а там обстановка нервная, все накуренные, сам Мусик взвинченный, гордый… Слово за словом — и понеслось. Я оттуда еле ноги унес.
— Как вы уносили ноги, записано в протоколе осмотра места происшествия. — Дознавательша продолжала странно, призывно улыбаться и Никита все острее чувствовал контакт. Самый натуральный контакт между мужчиной и женщиной. — С десяток изувеченных, один покойник и вообще полный погром. Но вы были не один, с вами был друг, да?
— Случайный какой-то парень, первый раз его видел. Наверное, совестливый. Неожиданно поддержал. Если бы не он, точно замочили бы… А что за покойник, Елена Павловна?
— Личность пока устанавливается… Скажите, господин Соловей…
— Называйте меня Никитой, — попросил Никита. — Какой я господин.
В глазах дознавательши сверкнули смешинки, и на мгновение туда вернулось голодное выражение. Никита поймал себя на том, что ему хочется ее поцеловать и потискать.
— Хорошо… Мы к этому еще вернемся… Но вот такой вопрос, Никита. Вы год провели в закрытой спецшколе при ГРУ. Не могли бы вы рассказать, что это за заведение?
— Что вы, Елена Павловна, это же военная тайна. Я же на подписке… Кстати, насчет того, что мы к чему-то там вернемся… Вы, кажется, не совсем врубились в ситуацию. За мной идет охота, Елена Павловна. Обложили как волка. Дай бог еще хоть разок свидеться. Вы классная женщина, я таких не встречал. Но всегда мечтал, когда-нибудь встречу.
Дознавателыпа, он мог поклясться, чуть порозовела.
— У вас высокая температура? Плечо сильно болит?
— Дергает малость. Ничего.
— Никита, а если откровенно? Можете объяснить по-человечески, зачем все это затеяли?
— Что — это?
— Вы же не могли не понимать, что подписываете себе приговор. Если за вами никого нет… Как можно в Москве задеть ни с того ни с сего самолюбие такого могущественного человека, как Мусавай? Вы не безумец?
Никита подтянулся на подушке повыше:
— Вы много про меня накопали, Елена Павловна, но не увидели самого простого. Я ни под кем ходить не буду. Даже под Мусиком.
— Проще умереть?
