А причиной того, что она едва не очутилась в «Эскине» на другой же день, была ее мать, Мирта.
Ближе к вечеру Мари сидела за письменным столом у себя в комнате, храбро продираясь через «Штехлина» Теодора Фонтане, о котором задали написать сочинение.
Когда вскоре после четырех она пришла из школы, Мирта еще не выходила из своей комнаты. Как нередко бывало в эту пору года, она сказалась больной и, укрывшись в затемненной комнате, тешила свою декабрьскую депрессию. Мари на минутку заглянула к ней, и Мирта встретила ее словами:
– Когда Мерилин Монро стукнуло столько, сколько мне, ее уже десять лет не было в живых.
– Хочешь чаю или еще чего-нибудь?
– Джин с тоником подойдет в самый раз.
– Это тебе ни к чему.
– Тогда водка с тоником.
– Я спрашиваю: хочешь чаю или чего-нибудь еще, но благоразумного.
– Ладно, без тоника.
Мари закрыла дверь, слыша, как мать рассмеялась.
Около половины седьмого она пошла на кухню перекусить и столкнулась с Миртой, которая как раз вышла из ванной. В черном платье для коктейля, с дорогим макияжем.
– Уходишь? – спросила Мари.
– Нет, жду гостя. А ты никуда не идешь?
Потому-то Мари на миг всерьез задумалась, не пойти ли снова в «Эскину». Но все же предпочла кино, а потом «Беллини», одно из немногих мест, где чувствовала себя вполне комфортно даже в одиночестве.
Мари выдержала ровно три дня. И только на четвертый вечер вскоре после десяти вышла из квартиры и поехала в «Эскину».
Народу там было пока не слишком много. Всего несколько человек стояли у барной стойки и закусочных столиков. За столами в зале еще ужинали – ели тапас, и такос, и сатай,[10]других блюд меню «Эскины» не предусматривало.
Столик Ральфовой компании пустовал, и на нем стояли две таблички «Столик заказан». Мари остановилась в нерешительности. Такого она не ожидала.
– Они раньше одиннадцати не приходят. Садись, пожалуйста, не стесняйся.
Официант, тот же, что прошлый раз. Она благодарно улыбнулась и села в то же кресло, как тогда.
– Выпьешь чего-нибудь? – Вопрос прозвучал так, будто она могла и отказаться.
Мари заказала каву. Он принес два бокала, сел рядом и чокнулся с ней.
– Фирма угощает.
– Спасибо. Чем я заслужила такую честь?
– Просто так. И потому, что скоро Рождество.
Они отпили по глотку. Может, он совладелец? – подумала Мари. Хотя нет, судя по его позе и смущению, вряд ли он молодой предприниматель. Скорее уж мальчишка-акселерат, устроивший себе испытание мужества. Красивая голова, нескладная, долговязая фигура, короткие черные волосы, заостренные, тщательно подбритые баки, слишком длинные и довольно дурацкие, на ее взгляд. Она заметила, что мочка левого уха у него покраснела и распухла.
– Меня зовут Давид, – наконец сказал он.
– А меня – Мари, – отозвалась она.
– Я знаю, – пробормотал он и опять замолчал.
Чтобы нарушить молчание, она спросила:
– А тебе не надо работать?
– Надо. – Он поспешно встал.
– Я не это имела в виду, – сказала она, хотя была рада, что он воспринял ее слова именно так.
Он снова сел, с таким видом, будто обдумывает следующую фразу. И в итоге сказал:
– Сейчас тут еще тихо, но через два часа не протолкнешься.
Ее реплика тоже не блистала ни оригинальностью, ни глубиной:
– Ты давно тут работаешь?
– С открытия, с января. Вообще-то хотел поработать месячишко-другой, это ведь не моя профессия.
– А какая у тебя профессия?
Давид пожал плечами и улыбнулся:
– Пока не решил. А ты?
– Я декоратор, но сейчас готовлюсь к экзаменам на аттестат. Хочу учиться дальше.
– Я тоже почти до экзаменов дошел. И что ты собираешься изучать?
– Литературу.
– А потом?
Этот вопрос всегда вызывал у Мари легкое раздражение.
– А потом будет видно. Дело не в карьере. Я хочу изучать литературу, потому что мне интересно.
Давид испуганно молчал.
– Может, найду работу в издательстве, – примирительно добавила Мари.
Он кивнул.
– Редактором или еще кем-нибудь.
Он смотрел на нее и молчал, словно боялся опять брякнуть что-нибудь невпопад. К счастью, в эту минуту подошел человек, действительно похожий на владельца заведения.
– Давид, по-моему, тебя заждались у стойки, – сердито сказал он.
Давид встал.
– Пока, – сказал он и ушел. Недопитый бокал остался на столе.
В одиночестве Мари не просидела и пяти минут – явился Ральф в компании Серджо.
– Здесь, случайно, нет свободного местечка? – осведомился он привычно ироническим тоном.
– Официант сказал, что я могу пока что посидеть тут.
– Давид.
– Да.
– Он любит превышать свои полномочия. – Ральф наклонился к ней и троекратно расцеловал в обе щеки. Серджо последовал его примеру. От него пахло спиртом, на руках виднелись следы краски.
Оба сели, и Ральф тотчас же привычно завладел разговором, словно заправский модератор.
Вскоре один за другим подтянулись остальные: Сильви, Роже и прочие. Через полчаса после появления Ральфа Мари уже казалось, будто разговор продолжился с того места, где оборвался четыре дня назад.
8
Пятница, вдобавок предпоследняя перед Рождеством. Давид пробивался сквозь толчею, сократив свой лексикон до «минутку», «сейчас», «секундочку», «сейчас подойду», «я мигом».
Издалека он видел, как раскованно Мари держится в обществе Ральфа. Два часа назад, когда пришла сюда, совсем одна, девушка показалась ему немного скованной. У него, правда, сложилось впечатление, что, увидев его, она обрадовалась и была польщена, когда он угостил ее кавой и подсел к столику. Но настоящего разговора у них не получилось.
Отчасти, конечно, по его вине. Обстановка не способствовала раскованности – прямо перед наплывом посетителей он сидел за бокалом кавы, в мягком кресле, с самой красивой, на его взгляд, девушкой во всем баре, хотя в любую минуту мог явиться Тобиас и призвать его к порядку.
Но ситуация была слегка напряженной и в силу ее нервозности. Может, она нервничала из-за него? Как он из-за нее?
