– Не иначе как твой бой-френд?
Тикако, вновь повернувшись к нему, с улыбкой произнесла:
– Ну, это как сказать. По правде говоря, он уже почтенный старец – ему лет семьдесят пять.
Рюмон погасил сигарету.
– Неужели семьдесят пять? По тебе не скажешь, что у тебя нехватка поклонников.
– Он просто замечательный человек. Я с ним впервые встретилась… когда же это было? А, на встрече общества японо-испанской дружбы. Познакомить вас?
– Может не стоит. Я, видишь ли, не большой любитель разговаривать про уход за садами, бонсаи или розами.
– А тебе ведь это и не грозит. Он раньше служил в дипломатическом корпусе и долго жил в Испании. Я думаю, тебе будет интересно с ним поговорить.
– Я лучше с тобой поговорю.
– Не упрямься, пойдем.
Тикако взяла его за руку и потянула за собой в сторону веранды. Он помнил ее именно такой: если уж что сказала, то никакого отказа и слушать не захочет, а если что задумала, то сразу и сделает. Те три года, что они не виделись, показались вдруг просто вымыслом. Рюмон почувствовал во всем теле жар, вызванный близостью Тикако.
– Ну хорошо, будь по-твоему. Хоть узнаю у твоего старикана, как ему удалось тебя соблазнить.
Поднявшись по лестнице на веранду, они вклинились в людскую толпу.
– Не понимаю, куда он мог исчезнуть, только что был здесь.
Они пробрались сквозь толпу к двери, ведущей в здание.
Затем дошли до центрального зала, но и там знакомого Тикако не оказалось. Их глазам предстали лишь два иностранца в тюрбанах, мирно беседующие о чем-то.
Тикако снова двинулась вперед, они пересекли зал и направились к гостиной слева. Здесь людей было поменьше.
На рояле, занимавшем угол комнаты, стояли фотографии королевской четы, Хуана Карлоса и его жены Софии, и премьер-министра Фелипе Гонсалеса.
За гостиной находилась столовая. Вокруг широкого, уставленного закусками стола несколько гостей пели непринужденную беседу.
Человек, расположившийся у камина с бокалом шерри в руке, увидев Тикако, расплылся в улыбке и приветствовал ее жестом руки. Это был пожилой джентльмен в очках с черной оправой, осанистый, одетый в серый костюм. На голове у него был черный берет.
Твердо ступая, он подошел к ним и обратился на богатом интонациями испанском:
– Ола, Тикако. Кэ таль?
Тикако ответила ему на том же языке:
– Муи бьен, грасиас. И устэ?
– Перфектаменте, грасиас.
Тикако и пожилой джентльмен некоторое время продолжали говорить по-испански, как будто решили попрактиковаться в языке. Затем Тикако представила Рюмона.
– Позвольте мне познакомить вас с Дзиро Рюмоном, из информационного агентства Това Цусин. Он говорит, что хочет взять у вас, господин Куниэда, интервью и узнать, как вы меня соблазнили.
Пожилой джентльмен запрокинул голову и засмеялся.
Мужчины обменялись визитными карточками.
Собеседника звали Куниэда Сэйитиро, и, как Тикако и сказала, на карточке он значился преподавателем испанского в колледже иностранных языков при министерстве иностранных дел.
Тикако предложила Куниэда присесть на диван, стоявший у стены, и села рядом с ним. Рюмон тоже придвинул стул к ним поближе и устроился напротив.
– Рюмон учился в том же университете, что и я, только раньше, и он прекрасно говорит по-испански. К тому же он занимался новейшей историей Испании, и говорят, что его профессор был просто в восторге от его дипломной работы. И конечно, в агентстве он считается несравненным знатоком Испании.
– Я бы попросил тебя так меня не расхваливать, – пожурил девушку Рюмон, которому ее похвала была неприятна.
Тикако и раньше любила, представляя его людям, прибавить какую-нибудь до тошноты преувеличенную похвалу и искренне забавлялась, глядя на его смущение. Иногда это раздражало Рюмона и становилось причиной ссор.
Куниэда проговорил, как бы стараясь примирить их:
– Новейшая история Испании, значит? А как называлась ваша дипломная работа?
Рюмон вытащил сигарету из пачки.
– Если мне не изменяет память, «Вмешательство Сталина в испанскую гражданскую войну». Я слышал, что вам, господин Куниэда, приходилось жить в Испании. Это правда? – резко сменил тему Рюмон.
Куниэда, казалось, на мгновение замешкался.
– Да, мне привелось побывать там дважды, до войны и после. Собственно, в первый раз я был послан туда учиться за казенный счет.
– Перед войной, значит…
– Это было как раз во время гражданской войны в Испании.
Рюмон вынул изо рта сигарету и зажал в руке. Он вдруг напрягся.
С того времени, когда в Испании разразилась гражданская война, прошло уже полвека. Несколько лет назад Рюмон попытался разузнать что-нибудь о дипломатах, работавших в японской дипломатической миссии в Испании во время войны, однако и посланника Макото Яно, и секретаря Тэйитиро Такаока уже давно не было в живых. И хотя Куниэда был всего лишь студентом, учившимся за счет правительства Японии, то обстоятельство, что он жил в Испании во время гражданской войны, делало его бесценным свидетелем событий тех лет. А значит, нельзя упустить ни слова из его рассказов.
Рюмон подался вперед:
– Во время гражданской войны… то есть, после июля тысяча девятьсот тридцать шестого года?
Куниэда утвердительно кивнул:
– Совершенно верно. Я поехал в Испанию в сентябре девятого года эры Сёва, это был тысяча девятьсот тридцать четвертый год. Гражданская война началась два года спустя.
– Позвольте спросить, где вы жили в Испании?
– В Саламанке. Я учился в университете Саламанки.
Рюмону стало жарко. Наверняка его возбуждение не осталось незамеченным.
– Вы приехали в Испанию один, господин Куниэда, или кто-то еще из японцев учился с вами?
– Кроме меня в то время в Испании находились трое студентов, поехавших за счет государства. Правда, нас разделили: Масуяма Кодзо учился в Мадридском университете, Танимура Эйтаро – в Вальядолидском, а я в Саламанке. Я слышал, что у господина Масуяма в последнее время нелады со здоровьем, однако оба они, к счастью, живы.
Рюмон не верил собственным ушам.
В Испании во время гражданской войны находились трое японских студентов, поехавших за казенный счет. Мало того, все трое выжили в последующие бурные пятьдесят лет эпохи Сева, и все трое живы и теперь.
Если считать, что в годы войны им было за двадцать, то теперь им должно быть лет семьдесят и восемьдесят. Поскольку средняя продолжительность жизни увеличилась, в этом факте нет ничего странного, но что все трое до сих пор живы – это все-таки невероятно.