Они не были подарены нам доброй душой, мы купили их на выручку с нашего небольшого семейного предприятия и наслаждались ими в своем домике при монастыре августинок, где мы и продолжали жить, до тех пор пока не будут завершены работы по пристройке к дому в Жозефине.
В этот день, первый четверг после Пасхи, прошло почти два месяца со дня нашего прибытия в императорскую столицу, и в нашей жизни уже не было призрака голода, так сильно мучившего нас в Риме.
И все это благодаря моей работе трубочистом, точнее, привилегированного чистильщика дымоходов, как говорят здесь, где даже простонародье не отказывает себе в возможности украшать себя различными маленькими и большими титулами. То, что в Италии, как я уже говорил, считалось одним из самых низких и позорных занятий, здесь, в эрцгерцогстве Австрийском выше и ниже Энса, ценилось как искусство и имело немалый почет. Если там нас называли вестниками беды, то здесь все на улице соперничали за право воспользоваться нашими услугами, поскольку считалось, что это приносит счастье.
И кроме того, работая мастером-трубочистом, можно было заслужить высокоуважаемое общественное положение и получать завидные доходы. Поэтому могу сказать, что я не знаю другого такого занятия, которое бы, в зависимости от страны, так высоко ценилось бы или же, напротив, презиралось.
Здесь не было оборванных трубочистов, бродивших по городам в поисках хоть какой-нибудь работы и выпрашивавших теплого супа. Не использовался труд маленьких детей, которых забирали из самых бедных семей; никаких «fam, füm, frecc», то есть «голода, дыма, холода», трех черных кондотьеров, сопровождавших это несчастное ремесло в бедных альпийских долинах Северной Италии.
Нет, достаточно было просто оставить эти долины позади и попасть сюда, в город императора, чтобы узнать, что дела обстоят с точностью до наоборот: в Вене существовали исключительно оседлые трубочисты с солидными промысловыми свидетельствами, членством в гильдии, твердыми тарифами (двенадцать пфеннигов за обычную чистку), точно урегулированными степенями услуг (мастер, подмастерье или ученик) и домом с мастерской, часто даже, как вот в моем случае, с присовокупленным к нему двором и виноградником.
И, к моему немалому удивлению, трубочисты в Вене были исключительно итальянцами.
Первые пришли два столетия назад, вместе с архитекторами, распространявшими в Вене достижения итальянской архитектуры. Все более плотная застройка, впрочем, вела ко все возрастающему количеству пожаров, поэтому император Максимилиан I решил нанять трубочистов на постоянной основе. В главном здании нашей гильдии на стене висел документ, датированный 1512 годом, почитавшийся почти как реликвия: приказ императора нанять трубочистом некоего «Ганса Майланда», Джованни из Милана, первого нашего товарища по цеху.
Полтора столетия спустя мы завоевали здесь, в столице, настолько прочное место, что нам было даровано право заниматься ремеслом с позволения императора. Поскольку мы, итальянцы, привезли в империю искусство подметания каминов, то на протяжении вот уже двух сотен лет старались, чтобы все оставалось в наших руках. Мартини, Минети, Совинчо, Перфетта, Мартинолли, Имини, Цоппо, Тоскано, Тонду, Монфрина, Бисторта, Фрицци, де Цури, Гаттон, Кешетти, Альберини, Чекола, Коделли, Гарабано, Сартори, Цимара, Викари, Фазати, Феррари, Тошини, Сенестри, Николадони, Мацци, Буллоне, Поллони – вот имена, то и дело возникавшие на предприятиях чистильщиков дымоходов: все итальянцы, все в родстве друг с другом. Таким образом, ремесло трубочиста даже стало передаваться по наследству; оно переходило от отца к сыну, от тестя к зятю или к другому ближайшему родственнику или же, если не было родственников, ко второму мужу вдовы. Более того, ремесло можно было даже продать. Такая редкая и очень выгодная сделка стоила не менее двух тысяч гульденов, сумма, которую могли заработать лишь немногие ремесленники. Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал о великодушном жесте аббата Мелани.
Если бы только мои соотечественники, трубочисты на итальянском полуострове, знали, в каком аду они живут и какой рай открывается здесь, по другую сторону Альп!
Я зарабатывал более чем достаточно. Каждому из трубочистов выделялся квартал или пригород. Мне, в свою очередь, повезло получить то предприятие, которое отвечало за район Жозефина, или же Йозефштадт, по имени нашего императора. Этот квартал, где жили скромные ремесленники, был расположен очень близко ко внутреннему городу, но также охватывал некоторые резиденции высшего дворянства, которые приносили за месяц больше, чем я заработал у себя на родине за всю свою жизнь.
Поскольку я был итальянцем, у аббата Мелани не возникло никаких трудностей с тем, чтобы найти для меня занятие. И деньгами он добился всего. Пришлось подделать для меня необходимые документы – свидетельство о рождении, биографию etc., – чтобы гильдия трубочистов при дворе не протестовала. Когда я представлялся своим собратьям по цеху, они, честно говоря, встретили меня довольно прохладно, но я не мог их винить: мое назначение «привилегированным» трубочистом обидело моих коллег, ведь им приходилось зарабатывать в поте лица то, что мне преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Кроме того, они не доверяли мне, потому что никто никогда не слышал о том, что в Риме существуют трубочисты. Мои собратья по цеху все были родом из альпийских долин или даже из Тичино и Граубюндена. Они сопровождали меня во время моих первых чисток дымоходов, чтобы удостовериться в том, что я умею выполнять свою работу хорошо. Конечно, деньги Атто могли сделать многое в Вене, но сделать из дилетанта трубочиста, который однажды, возможно, поджег бы город, они были не в силах.
* * *
Итак, у меня и моей семьи началась новая жизнь, в благородном городе-резиденции императора, где, как некогда с удивлением отметил кардинал Пикколомини, даже входя в скромный дом, можно подумать, что очутился в княжеском дворце, и где день за днем через массивные оборонительные стены в город въезжает просто невероятное количество грузовых телег: телеги, полные яиц, раков, хлеба и муки, мяса, рыбы, птицы без числа, более трех телег, до краев груженных вином. А когда наступал вечер, все исчезало. Мы с Клоридией, затаив дыхание, смотрели на жадный, предающийся плотским утехам народ, каждое воскресенье поглощавший то, на что мы в Риме вынуждены были зарабатывать полгода. И вот в такой роскоши, на этом вечно пышном банкете и оказались мы теперь.
Щедрость Атто Мелани объяснялась, в общем-то, счастливым поворотом судьбы: их императорское величество хотел, чтобы отреставрировали старый дом, находившийся за воротами Вены, и ему был нужен трубочист для обновления дымоходов, а также для повышения безопасности от пожаров, количество которых, очевидно, возрастало. Вскоре после моего назначения, впрочем, снова начались сильные снегопады, что отсрочило начало моей работы, и кроме того, часть здания обрушилась и нужно было ее восстановить. Сегодня я впервые должен был осмотреть императорский дом.
Оставалось неясным только одно: почему император не поручил это дело одному из множества других придворных трубочистов, которые уже заботились о королевских резиденциях?
