— Я тогда еще пешком под стол ходил. Извини, но пора нам сматываться.
— Ты хочешь сказать, у вас миссия, а не побег. Он со мной говорит! — Это он говорит кому-то. — И отвали со своими сиськами! Когда?
— Считай, уже в пути.
— Я семь раз бежал. На самом-то деле — шесть, потому что первого побега вроде как и не было, но… — Он снова обращается не ко мне: — Это тоже моя ошибка! Проверьте сортир в аэропорту! — И опять: — Виктор?
— Бегите во всю прыть.
— А ты не вешай нос, Кондор.
— Не очень-то тут повесишься, когда даже ремень отобрали.
— Брось, ты же меня понимаешь.
— Да, у нас пулемет Стэна! — говорит он кому-то, потом спрашивает, уже меня: — Могу я помочь?
Через сорок минут по расписанию младшие смотрители должны были направиться к отделению В — проводить нас к лифтам и отвезти наверх, отведать мясной запеканки.
— Ты можешь сосчитать до трех тысяч сердцебиений, а потом завопить что есть мочи? И чтобы все остальные тоже орали?
— Конечно.
— Три тысячи шестьдесят четыре. Две тысячи девятьсот девяносто девять. Две тысячи девятьсот девяносто три. Сорок семь…
8
Когда я вернулся на третий этаж, все уже собрались в комнате отдыха. С вещами — на выход.
Вещи на выход: манатки, которые ты хватаешь в первую очередь, когда надо сматываться. Удостоверения. Наличные. Кредитные карточки, невидимые для компьютеров преследователей. Одежда, камуфляж и предметы личного пользования. Белковые таблетки и витамины. Оружие — палка о двух концах. Ты шпион, а не коп и не солдат. Ты должен держаться за свою легенду, а оружие выдает тебя с головой. Плюс к тому оружие действует на психику. Когда ты пристегиваешь кобуру или засовываешь «перо» в носок, то кажешься сам себе вдвое круче, чем был. А по сути становишься безмозглым и первым делом хватаешься за пушку.
На то, чтобы собрать свои вещи, у меня ушло три минуты. Паранойя учит человека постоянно находиться в готовности. Мы держали свои причиндалы на виду у смотрителей. Если бы они почувствовали, что мы находимся в состоянии боевой готовности в таком безопасном месте, как родимая психушка, то сознание это попросту стало бы лишним доказательством, что мы психи и тут нам самое место.
Что же я положил в черный нейлоновый чехол из-под компьютера?
Одну пару нижнего белья и носков, синтетическую рубашку для лыжного спорта.
Туалетный набор — мыло, зубную пасту, щетку, дезодорант.
(Как охранники в аэропорту, смотрители почти не разрешали нам пользоваться бритвенными лезвиями, щипчиками для ногтей и ножницами.)
Блокнот и два разрешенных к пользованию фломастера.
Кожаную летную куртку, в которой лежал мой бумажник с восьмьюдесятью четырьмя долларами и просроченными калифорнийскими водительскими правами.
Первый диск с величайшими хитами Уильяма Карлоса Уильямса, на который была приклеена мгновенная фотография застенчивой Дерии: ее светло-каштановые волосы развевались порывами налетавшего с моря ветерка в Куала-Лумпуре.
Сувенир из Нью-Йорка размером в ладонь, доставшийся мне неизвестно откуда.
Что я не положил черный нейлоновый чехол из-под компьютера?
Оружие, которого у нас не было.
Справочник или адресную книгу, где значились бы люди, которым я не безразличен и которые могли бы помочь.
Карты безопасных мест, куда я мог бы направиться и число которых равнялось нулю.
Итак, все пятеро, при походной амуниции, собрались в комнате отдыха возле тела доктора Ф.
Ударом ноги Зейн выбил из кушетки две поддерживающие планки, а Рассел помог мне перетащить доктора Ф.
Отперев дверь, ведущую в отделение, Хейли шагнула в холл третьего этажа.
«Чисто!»
Хейли метнулась к двум лифтам и нажала кнопку, стреляя карими глазами из одного конца коридора в другой, от одной запертой двери к следующей. Мы с Расселом потащили тело доктора Ф. к ней и лифту. Эрик двинулся за нами, навьюченный сумками с нашими вещами и болтающимися аптечками для оказания первой помощи. Последним шел Зейн, прихватив металлический складной стул и две восьмифутовые планки из кушетки.
Мы с Расселом прислонили доктора Ф. к задней стенке клетки лифта лицом наружу, пока все остальные залезали в кабину.
Взвыл мотор, и глухо заскрипели тросы соседнего лифта.
Хейли ткнула в нижнюю кнопку.
Второй лифт с глухим металлическим звуком остановился выше этажом. Дернувшись, разъехались невидимые дверцы.
— Нажми снова! — посоветовал Зейн.
Второй лифт загудел, спускаясь. Прямехонько к нам.
Хейли долбила по нижней кнопке, как оголодавший дятел.
— Я могу изобразить голос доктора Ф., — сказал Рассел. — Ник, подержи его. Я скажу, что мы едем…
— Никуда мы не едем, — ответил я. — Этот сраный лифт…
Щелк. Соседний лифт остановился. На нашем этаже. Его дверцы с жужжанием открылись.
В то время как наши захлопнулись.
Мы камнем пронеслись вниз по шахте в самое сердце Замка.
На первом этаже Хейли вышла из лифта. Посмотрела в обе стороны.
Как мы и надеялись, она увидела пустой холл, простиравшийся до пересечения с коридором.
С помощью содержимого аптечек мы зафиксировали веки доктора Ф., так что глаза его казались открытыми, потом привязали к металлическому стулу. Голову закрепили тоже — так, чтобы она не падала на грудь. Сложили и закрепили наши пожитки у него на коленях. Рассел опустился на четвереньки позади принявшего такую же позу Зейна. Хейли и Эрик лентой прикрепили к их спинам одну из планок.
Хейли удерживала в равновесии трон, на котором восседал доктор Ф., пока мы с Эриком, не теряя ни минуты, заняли позицию рядом с двумя другими стоявшими на четвереньках ребятами. Хейли тоже скрепила нас планкой.
Теперь мы четверо представляли нечто вроде участников погребального шествия. Хейли, низко пригнувшись, кралась впереди. Взгляд ее темных глаз был устремлен вперед: там, через пятьдесят футов, коридор поворачивал и находилась дверь, ведущая на свободу и где нас могли схватить.
— Дрянной план. Слишком рискованно, — сказал Рассел.
— Ползите одновременно.
И Зейн изобразил укреплявшие командный дух и физическую форму упражнения в специальном военном училище, где ему со своим отделением приходилось бегать трусцой, взвалив на плечо телеграфный столб.
— Стойте! — сказал Рассел. — Кто-нибудь прихватил наши лекарства?
