— Я сразу понял, что мы еще встретимся.
Он развернулся и толкнул створки массивной, ясеневого дерева двери справа от себя. Они вышли из здания с медной крышей на широкий пешеходный мостик у пруда и, пройдя несколько футов, остановились. Сквозь облака просачивался солнечный свет.
Брикс скрестил мощные волосатые руки на груди.
— Валяйте.
— Ваша реакция на то, что вы увидели в пещере…
— Вы имеете в виду труп?
— Да, труп.
— И какая у меня, по-вашему, была реакция?
«Как же я не люблю эти игры…»
— А вы сами попробуйте ее описать. Вы, похоже, изрядно впечатлились.
— Ага, впечатлился. Зрелище не из приятных. Вот оно меня и поразило.
— Не лгите! — сказала Вейл. — Вы же следователь убойного отдела. Всякого дерьма небось насмотрелись. — Она решила больше не ходить вокруг да около и ринулась в атаку: — Я вчера с трудом смогла заснуть. У меня в голове все вертелись события того дня. Я вспоминала ваше поведение, ваше выражение лица, когда вы увидели женщину, ее грудь…
— Уж извините, если вам не понравилась моя реакция! Надеюсь, сегодня вы будете спать как младенец. Это все?
— Мне просто интересно… Вы обнаружили саму грудь на месте преступления?
— Нет.
— Вы знаете, что убийца с ней сделал и почему? Я, например, знаю.
Лицо Брикса мгновенно напряглось.
— Мы сами разберемся, спасибо.
— Я очень надеюсь, потому что это важная информация. И еще один важный вопрос: это первое подобное убийство?
Брикс презрительно фыркнул.
— Было бы не первое, вы бы об этом знали. Такая заваруха в округе Напа — убийство женщины, отрезанная грудь… Боже мой, да это бы в новостях по всей стране показывали!
Вейл изумленно вскинула брови.
— Прямо-таки по всей стране?
— Вы что-нибудь знаете об этом регионе, агент Вейл?
— Не больше, чем любой другой эксперт ФБР, впервые приехавший сюда.
— Понятно, — хмыкнул Брикс. — Другими словами, ни черта. Так вот, слушайте. Напа — это экономический генератор всего штата. Что там штата — всей страны. Это самое посещаемое место в стране после Диснейленда и Диснейуорлда. Понимаете, к чему я клоню? Если бы здешний туризм оказался под угрозой, если бы все эти деньжищи оказались под угрозой… Как вам кажется, по телевизору что-нибудь сказали бы? Будьте спокойны, власти — что местные, что федеральные — из шкуры бы вылезли, чтобы разобраться, какого черта тут происходит.
Вейл задумалась.
— Вы, пожалуй, правы, — поддакнул Робби.
— При условии, — продолжила Вейл, — что простые жители Напы не возражают, чтобы их долину наводнили журналисты. Не возражают против заголовков в общенациональных газетах. Серийный убийца — это серьезный удар по местному бизнесу. Я в самолете кое-что подчитала. Тут, конечно, остались еще семейные подряды, но международных корпораций тоже хватает. И они скупают винодельни. На кону миллиарды долларов. Понимаете, к чему клоню я?
Прищурившись, Брикс смерил Вейл долгим взглядом и сказал:
— Всегда приятно пообщаться с заезжими коллегами. Не забывайте: за вождение в нетрезвом виде тут тоже штрафуют. А в дорожном патруле Калифорнии работают не такие славные ребята, как я.
С этими словами он обошел их и зашагал к парковке.
…седьмая
Вейл достала свой «блэкберри» и принялась в нем копаться. Редмонд Брикс уже скрылся из виду.
— Что ты делаешь? — спросил Робби.
— Ищу, где тут у них морг.
Робби покрутил шеей, разминая мускулы.
— Карен, ты не забыла, что мы в отпуске? И ты, между прочим, — он взглянул на часы, — через пару часов должна быть в Калистоге на грязевых ваннах и массаже. Заплачено вперед, пропускать нельзя. Тем более после всех этих событий с Окулистом и Йейтсом.
Вейл оторвалась от телефона.
— Мы успеем. Времени еще вагон. — Она направилась к парковке. — Поехали.
Примерно через двадцать минут они прибыли в морг округа Напа на бульваре Аэропорт. Морг располагался в цокольном этаже окружного полицейского управления — новейшего произведения искусства из камня и штукатурки. Круглая ротонда с окошками, высившаяся над комплексом как часовой, придавала зданию сходство с величественной винодельней наподобие дегустационного зала «Пежу Прованс». Но архитектура архитектурой, а триада флагов — американский, штата и департамента — выдавала истинное предназначение постройки.
Стены цилиндрического коридора были выкрашены в желтовато-коричневый, сливочный цвет. Со стратегическими интервалами в несколько футов на потолке гнездились лампы. На полу была выложена затейливая мозаика: бежевые плитки окольцовывали концентрические круги из шоколадно-коричневых и серо-зеленых плит, сгущаясь у звезды с гербом и словами «Полицейское управление округа Напа». Сверху располагался атриум, который вполне мог сойти за отдельный этаж, с лампами дневного света по периметру.
Справа разместились две дубовые стойки с мраморным покрытием, отгороженные тремя слоями пуленепробиваемого стекла.
Робби проследил за взглядом Вейл.
— Ты же не надеешься, что они посмотрят на твое удостоверение и сразу же поведут нас к телу погибшей?
— Попытка не пытка.
Не дав Робби возможности возразить (а он наверняка ответил бы, что попытка — именно что пытка), Вейл подошла к стойке и заговорила со скрытой за стеклом служащей.
— Меня зовут Карен Вейл, я специальный агент ФБР, — сказала она, демонстрируя документы. Ее жетон отразился в стекле. — А это детектив Роберто Эрнандес. Мы хотели бы взглянуть на труп, который вчера обнаружили в винной пещере «Серебряный гребень».
Женщина, недоверчиво покосившись на значок, сказала:
— Я не знала, что к делу привлекли ФБР.
— Тело обнаружили мы. — Это было не совсем так, зато звучало убедительно.
— Вы… Я думала…
— Я этим займусь, — вмешался седоватый, стриженный под ежик мужчина, явно, судя по внешнему виду, из военных. На нем была зеленая форма, галстук и темно-серая рубашка. Слева на груди была приколота медная звездочка, на плечах погоны. Сомнений не было: перед ними человек, наделенный властью.
«Вот и нарвалась», — успела подумать Вейл, прежде чем он приблизился к стеклянной загородке.
— Как вас зовут, напомните.
Она представилась повторно.
— Я работаю криминальным экспертом…
— Я знаю, кем вы работаете, — оборвал ее мужчина.
Вейл покосилась на Робби. Тот явно был недоволен таким поворотом. Он, должно быть, сразу понял, что их дела плохи, и сейчас с грустью наблюдал, как безмятежный отпуск сползает в трясину политики и тупоумного полицейского мужланства.
