— Довольно.
Мы водрузили крышу на место.
— Он вообще-то когда просыпается?
— Обычно он появляется около полудня и сразу принимается за самогон. А затем продолжает пить до тех пор, пока не приходит в такое состояние, как сейчас. Наверное, скоро умрет.
— Я вернусь завтра в полдень, но хочу застать его трезвым. Не давай ему самогона. Хорошо?
Старейшина кивнул, выдавив улыбку.
— Может быть, еще кто-нибудь что-то видел?
Он посмотрел на канал, затем кивнул в сторону игроков в карты и женщин у горшков с варевом:
— Сам спроси у них.
Я понимал, что это бесполезно. Только пьяница, знающий, что через несколько недель умрет, способен открыть полицейскому правду.
— Не давай ему пить, — повторил я, собираясь уходить. — Полковнику Сувиту не понравится, если сюда нагрянут агенты ФБР и станут рыскать, вынюхивая, кто здесь варит брагу, занимается игорным делом и промышляет яа-баа.
— Здесь никто не промышляет яа-баа, — с упреком возразил старейшина. — Это убийственный наркотик.
Я доехал до реки на такси и сел в лодку, где оказался в компании лишь самого лодочника и двух монахов. Мы плыли рядом с другими лодками и баржами с рисом, почти невидимыми в ночи. Прибыв на место, я пропустил монахов вперед, наблюдая, как старший подбирает полы одеяния, чтобы ни за что не зацепиться, и поднимается, освещаемый единственным газовым фонарем, на старый деревянный причал. Монахи вышли из магического круга белого света и растворились в темноте. А я пошел к себе домой по немощеной тропинке, мимо разномастных хижин самовольных поселенцев.
Под навесом лежал, развалившись, давешний парень; при моем появлении его товарищ ему что-то сказал, и тот, быстро поднявшись, последовал за мной в дом. Я заплатил ему тысячу двести батов за три пилюли яа-баа, хотя он отдавал их бесплатно. Я сказал, что я не из тех копов. Снаружи донесся рев мотоцикла, более мощного, чем у водителей мототакси. Мы выглянули из дома, и у моего спутника отвисла челюсть: перед ним оказался его сородич из далекого будущего. Ездок был затянут в черную кожу с накладками на локтях и на коленях. Затемненный, полностью закрывающий лицо шлем выглядел так, словно был куплен нынешним утром. «Ямаха» с объемом двигателя 1200 кубов наверняка могла развить сотню километров в час на второй передаче. На спине мотоциклиста красовалась люминесцентная надпись «Федерал экспресс». Он слез с мотоцикла, снял с головы шлем, и сразу стало понятно: да, вот это настоящий мужчина. Когда же все увидели, что причина его появления — моя особа, небольшая толика его величия коснулась и меня.
Пакет формата А4, за который я расписался, был отправлен из американского посольства. Внутри находились завернутый в тысячебатовую купюру мобильный телефон «Моторола» с зарядным устройством, инструкция и шесть фотографий Брэдли размером три на шесть. На обратной стороне фото Розен написал:
«Дату подтвердили. Мобильный телефон будет полезен нам обоим — и мне, и вам. Полагаю, вы забыли попросить фотографии. Новая помощница прибудет завтра. Держите телефон при себе.
Тод».
— Проверьте, сколько у вас на счету, — посоветовал мототаксист.
Я не знал, как это делается, и отдал телефон ему. Парень нажал на несколько кнопок и пожал плечами:
— Всего лишь восемьсот батов. Не стоит звонить в Сан-Франциско.
Я попытался пнуть его ногой, но он увернулся и снова улегся на свою раскладушку.
Глава 10
В комнате на меня накатило отчаяние. Я остановился перед портретом Его Возлюбленного Величества Короля и разразился слезами. Почему Пичай решил принять духовный сан? Когда он был жив, я ни разу не задал ему этого вопроса: его выбор Пути казался таким же естественным, как рост дерева. Но даже в Таиланде приход полицейского к Будде — явление необычное. Однако теперь, оглядываясь на его жизнь, я понимаю, как это произошло.
Сыновья проституток, мы узнавали о мире мужчин от наших матерей, особенно о мире белых мужчин. Для матери фаранг представлялся экзотическим путешествием — типа тех, что показывал телеканал «Дискавери». Или диетической пищей, настолько легкой, что требовалась огромная сосредоточенность, чтобы почувствовать хоть какой-нибудь вкус. К тому же это был опыт психосексуальных упражнений, в искусстве которых она достигла высокого уровня, почти неуловимыми нюансами заслуживая дополнительное вознаграждение, которое менее опытная исполнительница могла получить лишь ценой больших усилий.
Ванна была иной. В ней было больше традиционно тайского, чем в Нонг. Мать Пичая вышла на работу в бары после того, как прогнала отца своего сына за то, что тот был «бабочкой» (выражение наших женщин, которое означает, что мужчина склонен трахать все, что движется). Ее стошнило, когда она первый раз переспала с фарангом и увидела его член, который по размерам больше подходил не женщине, а буйволице. Ванна так до конца и не развила своего мастерства. Нонг подтрунивала над ней — говорила, что подруга научилась методам совращения в «трупной школе». Но это не имело значения. Миниатюрная, со светлой кожей, она была и до сих пор оставалась приманкой для гурманов, ведь многие фаранги клюют на экзотическую внешность.
Пичай делил клиентов матери на господ и рабов. Но кое-что, по его мнению, давало повод сомневаться в здравомыслии белых: мать относилась к ним с непреодолимым безразличием. Белый господин, который желал защищать ее и властвовать над ней (уверяя, что теперь ее жизнь изменится), получал ровно столько же вздохов и стонов, сколько раб, который считал себя на грани спасения, если она позволяла ему (в буквальном смысле слова) полизать ее.
Совершенствуя свой английский, она рассказывала Пичаю, о чем в любовном экстазе лепетали ее клиенты-фаранги. Искать нирвану в сексе — это поистине глупо. Но самым ужасным Пичаю казалось то, что эти духовные карлики верховодили миром. Глубочайшее разочарование, возникающее после материнских откровений, и вывело его на Путь истины. Благородство души требовало действовать наперекор самому горькому опыту, и он в отличие от меня никогда не страшился рвать узы, когда понимал, чем они являются на самом деле. Наверное, он любил меня меньше, чем я его.
Глава 11
Не спрашивайте, когда мне пришло в голову очевидное. Я снова вернулся на Сукумвит и в поисковой системе «Альтависта» набрал: «Брэдли, нефрит». Компьютер открыл мне сайт, который назывался «Нефритовое окно Фатимы и Билла». Сначала на черном фоне появился белый текст, затем в середине экрана — овальный артефакт из нефрита, и, наконец, Уильям Брэдли признал, что это его сайт.
Артефакт представлял собой мягко мерцавший золотистой зеленью параболический фаллос. Из грубого камня, суживаясь к отполированной головке, возникала превосходно сбалансированная форма. Кроме адреса электронной почты и краткого текста, прославлявшего магические достоинства нефрита, на сайте Брэдли ничего не было. За английским текстом следовал только перевод на тайский.
