самая простая задача.
Взрывались фейерверки, магессы звонко смеялись, что-то кричали магики. Праздник шел полным ходом, но только не для Манфреда, который выстраивал цепочку по новому завоеванию бывшей любовницы. Еще стоило отвлечь чем-то Мейнгрима, пока он на правах супруга не пробился во дворец. Впрочем, своими вопросами королю он делал хуже только себе. Время работало на Манфреда, и он счел это хорошим знаком. Значит, повелитель времени на его стороне.
Тем временем король закончил говорить, и первым покинул площадь. Радослава и Фабиуш пропали следом. Большинство магиков и магесс тотчас влились в праздник, но Манфреду было нужно еще многое сделать. Например, придумать всё-таки что-то, способное отдалить синих от дворца еще на некоторое время. Особенно Грима. Пара слов там, потом тут… Обсуждение возможной войны должно было собрать клан синих вместе с их нелюдимым главой. А когда он сообразит, что еще рано, будет уже поздно. И Манфред ухмыльнулся мысленной игре слов. Как же ему не хватало вот этого всего, чтобы чувствовать себя живым! Он был создан для придворной жизни, странно, что он раньше не понимал этого.
Только под утро он наконец вернулся домой, чтобы переодеться. Он собирался лично навестить любовницу во дворце и напомнить, как хорошо им было вместе. Для этого он решил надавать на женскую сентиментальность и надеть костюм, в котором он был в их первую встречу. Радослава точно растает. А потом он назовет её Цветкой…
Стоп. Где в это время можно достать клубнику? Цветка так её ела…
Манфред даже постоял на одном месте с закрытыми глазами, дожидаясь, пока схлынет возбуждение. А потом тихо проскользнул в спальню, надеясь переодеться так, чтобы не разбудить Еву. Только жены в комнате не оказалось. Наверное, она тоже пошла на встречу синих магиков в дом Мейнгрима. Что за упрямая женщина. Ни стать сама золотой магессой не пожелала, ни родить золотого магика не смогла.
Манфред еле слышно зарычал, сообразив, что идти с пустыми руками не стоит. Сделать браслет для емещения Радославы и добавить пару спящих фокусов? Не быстро, зато убьет этим сразу двух зайцев. Торопиться не стоит. Не сейчас.
Работая над браслетом и позволяя мыслям течь своим чередом, Манфред с раздражением понял, что его брак исчерпал себя давно. И если Радослава избавится от его жены руками короля, то он не будет жалеть. Сына будет жаль, но его вырастят и нанятые няньки, как когда-то вырастили самого Манфреда. Ничего страшного. Были бы деньги и власть. А это у них было. Пусть и всегда хотелось больше.
Манфред остановился у зеркала и придирчиво осмотрел себя в нем. Он успел хорошо рассмотреть Радославу на её свадьбе, когда она отбросила юбку и направилась к дракону в мужских кюлотах, а потом — еще лучше, во время представления короля. И эта Радослава была не похожа на измученную мать из села. Она выглядела как юная девушка, когда-то покорившая Манфреда своей пылкостью и бесстыдством. Такой следовало соответствовать.
Увиденное в зеркале его успокоило. Может, он чуть и прибавил за эти годы, но точно не жиром. Сильные магики не обрастали формами, и пусть это в первую очередь касалось женщин, мужчины тоже чаще были жилистые и худые. Манфред был чуть фактурнее тощего Мейнгрима, но заметно отставал от Берхта. И снова в мысли пролез Берхт! Манфред выругался и отправился принять ванну. Раз жены нет, можно чуть тщательнее подготовиться ко встречи с принцессой. В своих покоях, вдали от мужа и сына она определенно будет более открытой и естественной.
Когда Манфред наконец оказался у дворца, снова стемнело и улицы были пусты. Праздновавшие всю ночь и весь день магики разбрелись по домам, и только бурые, да курьеры мелькали перед глазами, но их Манфред за публику не считал. Он подошел к дворцу и попытался получше прицениться к тому, где находится Радослава. Неучи вроде синих, способные только мериться стихиями, считали, что пространственный магик может лишь пробивать пространство, да создавать амулеты, делающие это за тех, кто сам не может. А с учетом того, что амулеты, пусть похуже, но способны создавать артефакторы, то и вовсе ничего особенного он вроде как не умел. И Ева была даже рада, что сын родился синим. Вроде как его умения будут полезнее. И сколько Манфред не пытался объяснить, что он чувствует все созданные им маяки, может проследить любой в пространстве, они оставались глухи. Тем хуже для них.
Сейчас он прекрасно чувствовал «прыгуна» Радославы, и собирался пробить пространство так, чтобы оказать аккурат рядом с ней. Ни к чему встречаться с её охраной и прочими, живущими во дворце.
Он смерил на всякий случай расстояние до нужного ему этажа, свел пальцы в железной перчатке, прикрыл глаза и… ничего. Он даже с места не сдвинулся!
Он напряг все тело, словно готовился к физическому, а не пространственному прыжку, и был вознагражден ощущением отпружинивания, словно он столкнулся с чем-то, мягко отбросившим его назад. Едва на ногах устоял, хотя всё также не двигался с места.
Ворота дворца открылись, и перед ним предстал Берхт. Всего лишь старый знакомый Берхт, хранитель, цепной пес города Лесин. И только.
— Было бы довольно глупо, если бы во дворец короля мог бы проникнуть любой, кому захотелось, согласись, — без приветствия начал Берхт. Улыбался он весьма радушно, но одними губами. Глаза были злыми, словно Манфред успел наступить ему на любимую мозоль. — И тем более, в покои особы королевской крови.
— А ты что, заделался мажордомом дворца, Берхт? — поинтересовался Манфред, тоже раздражаясь. — Что тебе до Радославы и с кем она проводит время?
— Если принцессе будет угодно проводить время с тобой или каким иным магиком, она отдаст об этом недвусмысленный приказ, — Берхт ухмыльнулся каким-то своим мыслям. — Такая хорошая девочка, с ума сойти. А что до тебя, то пока что ты женат на прекраснейшей магессе, и пытаться тайком проникнуть в покои другой женщины… Это недостойно.
— Так забирай себе прекраснейшую магессу, — сплюнул Манфред. — Или тебе она не приглянулась раньше? Хорошо судить о чужой жене, но её еще надо терпеть с утра до вечера и с вечера до утра!
Он замолчал, почувствовав, как неожиданно потяжелел воздух, пригибая его к земле. Некстати вспомнилось, что никто никогда не спорил с Берхтами. И это притом, что они ни с кем не дрались магией или каким оружием, не владели драконами или пегасами. Даже самыми богатыми они не были. Просто жили
