стал возвращаться. В любом случае, ты не обязан этого делать. Если хочешь, то можешь явиться в расположение парашютистов пораньше.
— А так можно? Мой курс подготовки начнется только через две недели.
— Это не проблема. Я уже позвонил им, там тебе предоставят жилье до начала подготовки.
— Отлично! Я поеду!
Он протянул мне предписание и железнодорожный билет.
— У тебя есть деньги?
Я покачал головой. Он протянул мне тридцать шиллингов и заставил расписаться за документы и деньги.
— Тридцать шиллингов — это аванс от твоего первого жалованья, хорошо?
Я кивнул.
— Огромное спасибо.
— Пойдем, сынок, узнаем, когда будет следующий поезд.
Он оставался со мной, пока у поезда на Олдершот не наступило время отправления, затем пожал мне руку.
— Пройди курс подготовки парашютистов, и запомни вот что: теперь ты в армии. У тебя всегда будет кровать, крыша над головой, еда и кто-то, кто тебя выслушает. Теперь ты часть нашей семьи.
Впервые за много лет я почувствовал, что жизнь может мне что-то предложить. Я сел на поезд и оставил позади Брэдфорд и свою семью. Пройдет четыре года, прежде чем я увижу кого-либо из них снова.
Я прибыл в Олдершот и на попутном армейском «Лендровере» добрался до казарм Браунинг. В определенном смысле я взял с собой в армейскую жизнь большой эмоциональный багаж: у меня была низкая самооценка, я страдал паранойей, и неуверенно чувствовал себя в компании. Но самым худшим был мой гнев, кипевший прямо под моим обликом, свернувшийся и смертоносный, всегда угрожавший меня захлестнуть.
Я подошел к входу в караульное помещение и постучал в окошко. Оттуда вышел огромный капрал. Его мускулы бугрились под форменной рубашкой, красный берет был надвинут на глаза, а серебряный значок в виде парашюта с расправленными крыльями сверкал на свету. Я весил меньше восьми стоунов и был одет в тонкую нейлоновую куртку поверх единственной рубашки, черные хлопчатобумажные брюки, которые были на дюйм короче, чем положено, и пару старых ботинок с отваливающимися подошвами. Капрал улыбнулся мне.
— Чего тебе нужно, сынок?
— Я новобранец, — заикаясь, ответил я.
Он оглядел меня с ног до головы, немного удивился, затем в его глазах забрезжило понимание. Он ткнул в меня пальцем.
— Маккалион?
— Верно.
— Мы тебя ждем. Проблемы дома, не так ли? Не бери в голову. Я всегда говорю, эти семьи — словами делу не поможешь. Для тебя есть кровать в жилом блоке, и если ты поспешишь, то успеешь перекусить в солдатском кафе до его закрытия. Где твой багаж?
Я протянул полиэтиленовый пакет. В нем лежали две пары носков, пара трусов и бритвенные принадлежности, которые оставил Каннингем.
2
Парашютный полк
Десантники — это те же овчарки, только в человеческом обличье.
Еженедельник «An Phoblacht»,10 начало 1970-х гг.
Дверь распахнулась. В дверях стоял широкоплечий мужчина, две звездочки на его погонах указывали на то, что это лейтенант Британской Армии. Поглазев на нас несколько секунд, он заговорил.
— Вы находитесь в этой казарме только по одной причине. Чтобы научиться тому, как убивать врага. Как. Убивать. Врага. — и больше ничего. Продолжайте, сержант!
Только что мы познакомились с нашим командиром взвода, Гектором Джи. Будучи по-прежнему глубоко гражданскими людьми, только в военной форме, мы были потрясены. Никто из нас не понимал, во что ввязался, а времени на размышления не оставалось. Тренировки оказались интенсивными с самого начала: подъем в 05:00, приборка казармы, торопливый завтрак и построение в 08:30. Затем пробежка на пять миль, огневая подготовка, занятия, обед, штурмовая полоса, еще занятия, еще огневая подготовка, чай, затем по крайней мере два часа на то, чтобы привести в порядок свое снаряжение и шкафчик для одежды для проверки на следующий день. Поскольку я отнюдь не отличался хорошей физической формой — на пробежке мне казалось, что я вот-вот сдохну — бóльшую часть вечеров я при первой же возможности просто падал в изнеможении на свою койку.
Сержант Вогн был ветераном с двенадцатилетним опытом службы. Капралы были суровыми, зачастую жестокими, но справедливыми: Уолли Бирд, кадровый под-офицер, которому суждено было быстро подняться по служебной лестнице и трагически погибнуть во время бойни в Уорренпойнте;11 Роджер Си, который позже перешел на службу в Специальную Авиадесантную Службу; и Стив Эф, который только что вернулся в Парашютный полк после службы в САС. Все они были настоящими мужиками, в отличие от меня, еще ребенка. До этого момента в своей жизни я никогда не находился и не общался с большой группой людей, и мне было очень тяжело. Хотя большинство ребят было примерно моего возраста или чуть старше, они казались гораздо более зрелыми людьми. Единственным человеком, с которым я завязал тесную дружбу, и которой суждено было продлиться всю мою жизнь, был Боб Би, шотландец из Файфа, бывший капрал Территориальной Армии. На выходных у Боба всегда не хватало денег, и он с монотонной регулярностью каждое утро понедельника занимал у меня десять шиллингов. Деньги, которые он возвращал мне после зарплаты, я никогда не тратил, а откладывал, зная, что он снова их попросит.
Несмотря на то, что в обществе других людей мне было не по себе, сама подготовка мне нравилась. Мне нравилось быть в тепле, получать регулярное питание и теплую одежду, даже если она была одинакового цвета.
Инструкторы по физической подготовке, которые водили нас на ежедневные пробежки, были еще более жестокими, чем взводные. Все на нас орали, не было никаких попыток завоевать доверие или уважение; казалось, все хотели нас сломать и заставить просить о переводе в другое подразделение.
После каждой пробежки инструкторы по ФИЗО выстраивали нас в три шеренги и заставляли снова и снова скандировать во весь голос: «За право убивать мы должны страдать! За право убивать мы должны страдать!»
Нам постоянно давали новое оружие для изучения, разборки и сборки, включая самозарядную винтовку, единый пулемет и противотанковый гранатомет «Карл Густав». В первый день, когда мне выдали пистолет-пулемет «Стерлинг», он настолько мне понравился, что я не удержался и вставил в него пустой магазин, после чего постоянно клацал затвором, чтобы посмотреть, как он работает. Меня заметил сержант, который подозвал к себе, забрал у меня оружие, проверил, не заряжено ли оно, а потом огрел меня им по голове. Я едва не потерял сознание, когда он вернул мне пистолет-пулемет, но это был незабываемый урок дисциплины обращения с огнестрельным оружием. Больше я никогда не взводил его,
