нос умудрился разбить?
— Извини, это наше дело, — Андрей отвел глаза. — Ничего страшного не произошло, я — в порядке. То, что нос раздолбали, ерунда — до свадьбы заживет.
— В сквере периодически зареченская шпана мелочь со школьников трусит, — сообщил Веткин. — Есть жалобы от возмущенных мамаш. Наши спустили материалы Сорокину из детской комнаты, он этим занимается.
— Понятно, — многозначительно протянул Дима. — Саня, отпускаем пацанов? Отвечаю, они в любом случае не при делах.
— Хорошо, — кивнул Веткин. — Пусть уходят.
— Валите парни отсюда, на всех парах, — махнул рукой опер. — Пока мы добрые.
Серега сразу рванулся наверх, потянув за рукав Андрея.
— Пошли.
Повторять ему не пришлось, Максимов, бодро перепрыгивая палки, кочки и камни, последовал за Цыганковым.
— Слушай, а что там с маньяком? — поинтересовался Андрей, когда они выбрались на вершину склона.
Цыганков выдохнул, переводя дух, и повернулся к товарищу.
— Тебя походу сильно приложили, раз всё забыл, — удивился он. — Весь Пореченск на ушах стоит. Пятерых девчонок снасильничал и убил, урод. Это уже шестая. Троих, между прочим, из нашей школы. В младших классах учились. Двоим глаза выдавил. Люди на взводе, если бы поймали, порвали бы на куски, и менты не помогли. Говорят, записки странные оставляет, кровью паскуда пишет.
— Какие записки? — насторожился Максимов.
— Разные, я только одной содержание знаю. Инку Скворцову, из пятого класса здесь недалеко нашли на пустыре, за дворами, засыпанной мусором. Море крови, живот весь изрезан, кошмар. А в руку вложен лист бумаги. Палыч, что её нашел, поседел от увиденного. В тот же день напился в дрободан. Так вот он по пьяной лавочке о записке бате рассказал, а тот — матушке. Я же тебе говорил уже.
— Амнезия у меня, посттравматическая, — усмехнулся Андрей. — И что там было написано?
— Мудота какая-то. «Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей», именно так слово в слово, — заверил Сергей.
Ледяные мурашки холодной волной пробежали по телу. Во рту моментально пересохло. Максимов остановился, сглотнул, затем с усилием глубоко выдохнул.
— П-повтори, — осипшим голосом попросил он.
«Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей», — с готовностью исполнил просьбу Цыганков и тоже остановился. Увидел состояние друга и с тревогой спросил:
— С тобой всё в порядке?
— Полном, — кивнул уже пришедший в себя Андрей. Процитированная фраза была ему знакома. В начале девяностых, Максимов увлеченно проштудировал «Молот Ведьм» и блистал на студенческих вечеринках, смеха ради выдавая цитаты из всемирно известного руководства труда монахов-доминиканцев.
— Один раз мужики даже на него наткнулись, — продолжил рассказ Серега, когда они снова двинулись. — Получку обмывали, возвращались домой поздно. Услышали писк в кустах. Глянули, а там этот в сером плаще девчонку душит. Мужики к нему, а он драпать. Одному руку ножом располосовал. Бежал так, что трое догнать не могли. На ходу парапет у дороги перепрыгнул, практически в последний момент под машиной проскользнул, шофер чуть инфаркт не получил, а он смылся. Хотя мужики рассказывают, что на вид дядька полный, а летает, будто на крыльях.
— Рожу хоть срисовали? — поинтересовался Максимов.
— Да куда там, — усмехнулся Цыганков. — Продуманный гад оказался. Шляпу на нос надвинул, очки нацепил, воротник плаща поднял, будто от ветра укрывается — ничего не разглядеть. Да и темно было. Фонари только на обочине дороги горели, в лесу тьма кромешная.
— Идеальное место для маньяка, — заметил Андрей. — Интересно, как он вечером в темный лес девчонку заманил? Или она совсем дура?
— Да не знаю я, — развел руками Цыганков. — Мне сам понимаешь, такие подробности не докладывают.
Разговаривая, Максимов с Цыганковым прошли парочку дворов и остановились возле первого подъезда протянувшейся вдаль девятиэтажки.
— Всё, покедова, созвонимся, если что, — Цыганков протянул ладонь.
«Чёрт, я же не знаю, где живу. Вот это поворот!» — мелькнуло в голове у Андрея.
— Подожди, — попридержал руку товарища Максимов. — Ты же знаешь, я ни хрена не помню. Где я живу?
— Ни фига себе, — присвистнул Сережа. — Игнат тебя, действительно, от души приложил. Четвертый этаж, четырнадцатая квартира. Там табличка висит. А вообще раз такие дела, к врачу тебе надо. Не тяни, сходи в нашу районную поликлинику. Если память отшибло — дело хреновое. Могут последствия серьезные быть.
— Схожу обязательно, — пообещал Андрей. — Если память не вернётся…
Четырнадцатую квартиру Максимов нашел сразу. Большая стальная табличка с номером на дверном полотне, обтянутым темно-красным кожзамом, сразу притягивала к себе взгляд. Андрей покопался в карманах, вытянул связку, прищурился, разглядывая замочные скважины и подбирая подходящие варианты ключей. В нижний замок подошел самый большой с квадратными зубчиками. Верхний открылся стандартным маленьким ключом.
Дождавшись последнего щелчка замка, Андрей открыл дверь, зашел, огляделся, положил ключи на комод у входа. Разулся, стянул свитер и двинулся в гостиную.
Окинул взглядом обстановку и вздохнул.
«Да, это не Рио-де-Жанейро, господа присяжные заседатели. И даже не Москва советского разлива. Отвык я от таких апартаментов».
Уложенный елочкой паркет, кресла с деревянными подлокотниками, большой диван, заботливо укрытый серым клетчатым покрывалом, круглый журнальный столик. Справа от меня на всю стену шкафы с книгами. Недалеко большой стол с шестью стульями.
«Ничего себе, продвинутая семейка, такие шедевры раздобыть в самой читающей стране мира не так то и легко. Наверно, тонны макулатуры сдали, или в магазинах блат имели», — отметил Максимов, пробегаясь взглядом по шкафам. Полные собрания сочинений Пушкина, Лермонтова, Чехова, Есенина. Чуть пониже на двух громадных полках раскинулась дефицитная «Библиотека Современной Фантастики» в оранжевых и белых обложках. В самом низу детские книги — «Волшебник Изумрудного Города» Волкова, «Незнайка на Луне» Носова, «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф, «Малыш и Карлсон», «Пеппи Длинный Чулок» Астрид Линдгрен. Каждый томик в прекрасном состоянии, пара брошюр для малышей бережно и аккуратно подклеены — видно, читать в этой семье любят и книги ценят.
Кухня была небольшой чистенькой, стены обложены белой плиткой. В углу еле слышно гудел холодильник «Минск-10». Рядом примостился к стене небольшой раскладной столик с четырьмя высокими табуретками. На белой поверхности лежал лист с запиской. «Сыночка, пельмени в морозилке, сметана, макароны, сосиски в холодильнике. Приготовь себе обед. Мы с папой будем как всегда вечером».
Политтехнолог усмехнулся. «Какой интересный сон. Ещё недавно, перед встречей в „Виктори“ заскочил в „Вилла Паста“ на Большой Димитровской, перекусил креветками по неаполитански, кольцами кальмара в кляре. А тут пельмени, сосиски, макароны и ни в чем себе не отказывай, малыш. Как в старое доброе время».
Вторая комната в конце коридора Максимову понравилась. На дверном полотне — плакат с замершим с растопыренными пальцами Брюсом Ли. На стене увеличенная фотография
