опять друзья.
Вернувшись в расположение эскадрильи, никто уже и не вспомнил о взятии базы. Наверное, сыграло роль то, что кроме пары десятков раненых и сбитого вертолёта, потерь не было.
Зато про мою встречу с командующим знали все. Прославился, так прославился! Именно этот факт и стал основным в разговоре с Енотаевым. Бой мы с ним обсуждали ещё в больнице.
Он позвал меня к беседке, рядом с его домом, чтобы обсудить визит командующего в госпиталь.
— Саня, ты можешь не выпячивать свои шуры-муры с девушками напоказ?
— Так удовольствия меньше, — ответил я.
— Продолжаешь шутить? Имеешь право. Ордена тебе и остальным хотят дать. Какие не знаю, но без наград не останетесь.
Это уже радует.
— Теперь о самом важном. Твой экипаж уже не воссоединится. Уланов после ранения вряд ли продолжит лётную работу. Батыров ещё хуже, но он и так уезжает в академию.
— К чему ведёте, командир? — спросил я.
Комэска почесал затылок и продолжил.
— Учитывая, что с техникой пилотирования у тебя нет проблем, можно тебя двигать на командира вертолёта.
Помню, что Ефим Петрович уже делал мне предложение пересесть на «левую чашку» в качестве командира Ми-8. Вот теперь он официально переводит меня.
— Спасибо. Я согласен, командир.
— Это хорошо. Через несколько дней ожидаем телеграмму и поедешь.
— Куда? — удивился я.
— Как куда? Переучиваться. Я тебя, вообще-то, командиром Ми-24 поставить хочу.
Глава 4
Я готовился быть командиром «пчёлки» — грузить и развозить, доставлять и увозить, а теперь меня запланировали бить и прикрывать. В голове сразу вспомнил, как закончилась моя прошлая жизнь.
— Саня, чего молчишь? — спросил комэска, заметив, как я завис после озвученной информации.
— Да тут как бы «служу Советскому Союзу» не подойдёт. Или «спасибо» должен сказать? — ответил я без грубости.
Новость действительно неожиданная. У меня и в мыслях не было, что после стольких передряг за последние месяцы, меня ждёт перевод на другой вертолёт. Ещё и командиром!
— Так, Клюковкин, скажу тебе прямо! У нас жопа с лётчиками, — посмотрел мне в глаза Енотаев.
— Только сейчас все это поняли? — спросил я, и Ефим Петрович моментально начал вскипать. — Молчу-молчу, а то по шее получу.
— Итак, лётчиков не хватает. Все работаем на износ. Ожидается ещё много операций. Военные училища переходят на ускоренные выпуски, а ты уже получил опыт. Вот, в качестве продвижения по службе, мы тебя и отправляем переучиться на Ми-24.
— А где же я теперь буду служить? Сомневаюсь, что подполковник Хорьков, с чьей дочкой у меня был роман, горит желанием меня продвинуть на вышестоящую должность…
— Саня! Мать его за ногу, ты когда её-то успел… ну, в смысле, с ней уже побыть в кровати⁈ — воскликнул Енотаев.
Комэска вскочил на ноги и случайно ударился коленкой. Несколько «крепких» словечек в адрес скамьи и он вернулся к обсуждению последствий моей личной жизни.
— Клюковкин, я тебе узлом завяжу эту «штукенцию». Молнию зашью, чтоб не доставал из штанов! — перешёл на очень высокие тона комэска.
Да если бы я сам знал. Этот мой реципиент оставил такой «багаж» невыясненных отношений, что не разгрести.
Удивительно, что комэска не в курсе такой страницы в биографии Сашки Клюковкина.
— Ефим Петрович, ну это давно было. Думаю, Хорьков забыл уже, — успокаивал я Енотаева.
— Он себя забудет, как звать, а про тебя начальник штаба будет помнить всё время. Фух! — выдохнул комэска и сел на скамью. — Ладно. Представление уже отправили в армию, потом в округ. Так что Хорьков уже ничего не сделает. Но тебе нужно всё равно принять дела и должность. Потом ехать переучиваться. Надеюсь, ты слышал, что в Калининской области сформировали центр армейской авиации?
Кто ж про него не слышал! В прошлой жизни я там был много раз. Там все вертолётчики переучивались на новые типы, так что место знаковое. Столько войн и конфликтов, сколько прошли ребята из Центра боевого применения и переучивания личного состава Армейской авиации, хватит на несколько полков. И у них ещё всё впереди.
— Ефим Петрович, ну ведь в нашей эскадрилье есть оттуда лётчики. Естественно, что я знаю.
— Да я всё не привыкну, что ты…
— Командир, ну хорош уже. Я и обижаться умею, — посмеялись мы с Енотаевым.
Пару недель спустя поступила мне команда на вылет в Союз. Знойный и пыльный Баграм оставался позади, а впереди был долгий перелёт домой.
Зная, что военные патрули — страшная сила, предусмотрительно переоделся в свой спортивный костюм.
Получился у меня неплохой прикид — синий костюм с тремя полосками вместо лампасов и кеды с изображением мячей. Но не покидало меня ощущение, что я похож на Волка в одной из серий «Ну, погоди!».
Добираться в Соколовку пришлось и самолётом, и поездом, и даже на телеге, поскольку никакой транспорт от райцентра не ходил в тот день в сторону военного городка.
Уже на финишной прямой я и задремал. Во сне снились пески и горы, палящее солнце и ветра. Пускай не так долго я был в Афганистане, но он плотно засел в голове.
— Приехали! — толкнул меня мужик в поношенном техническом комбинезоне, управлявший повозкой.
Наверное, в этих местах всё так или иначе связано с полком посёлка городского типа Соколовка. Открыв глаза, я увидел вокруг себя огромного размера сосны.
Рядом с контрольно-пропускным пунктом на небольшой сопке рос знаменитый в этих местах багульник. Красивейший цветок. Чем-то напоминает сакуру, но только кустарник.
— Спасибо! — поблагодарил я мужика и достал из кармана зелёную купюру с изображением Кремля.
Мои познания в ценах на такси в СССР были небольшие. Где-то слышал, что 20 копеек посадка и 10 за километр. Пока ещё я не привык к советским расценкам, так что мужику дал 3 рубля.
— Ты чего? Это ж много! — воскликнул мой извозчик, когда я протянул ему купюру.
— Отец, да всё нормально. Офицер может себе позволить.
Мужик оглядел меня с ног до головы и зацокал языком.
— Эх! Придётся к Зинке сходить. Куплю винишка. Ну, будь здоров! — махнул он мне и, дёрнув поводья, поехал дальше.
Пройдя через КПП, я первым делом отправился домой. В городке всё по-прежнему — дети играют в саду и во дворах, гоняют по дорогам мяч и, отбирая друг у друга велосипед, колесят
