помогу, — кажется, это произносит тот ненормальный, что только что тряс своими органами. Я чувствую движение совсем рядом с собой.
— Не трогай меня, — уже взвизгиваю я. Дёргаюсь, словно через меня ток пустили, а мои руки прижимают полотенце с такой силой, что кожа под ним горит.
Раздевалку опять заполняет грубый ржач. Парням откровенно весело.
А мне глаза поднять страшно. Открываю их и смотрю только в трещину на белой плитке. Она готова расплыться от подступающих горючих слёз. Меня до тошноты окутывает стыд. Но боковым зрением я вылавливаю то, что тушит в моей голове этот пошлый гогот. И я уже не гипнотизирую разбитую плитку в мужской раздевалке.
Это стрела.
Точнее, татуировка в виде стрелы наконечником вверх на спине… у Горина.
Ошеломлённо хлопаю глазами, смаргивая слёзы. Веду взгляд по чётким чёрным линиям, набитым на позвоночнике.
Тимур стоит ко мне спиной. Он полностью обнажён. Но мне плевать на то, что сейчас он вовсю светит своими голыми ягодицами всего в паре метров от меня. Я заворожённо рассматриваю лишь его татуировку, рельефную спину, широкие плечи и руки… Они тоже забиты чёрными линиями. Бесконечное множество хаотичных рисунков. А потом натыкаюсь взглядом на бритый затылок.
Меня кидает в дежавю. Я это уже видела. Я смотрю на этого парня со спины не первый раз. У меня из лёгких от жара окончательно испаряется кислород. Я видела его тогда… И, кажется, это было вчера на ринге. А может, я чокнулась?
— Эй, пташка, ау! — Моего плеча касаются чужие пальцы.
Подпрыгиваю от прикосновения, переставая глазеть на спину Горина и едва не валюсь на пол с лавочки. Полотенце чудом остаётся у груди, но вот часть бедра оголяется. А брюнет чуть ли не нависает надо мной со всем своим хозяйством и аж присвистывает.
Деревянными руками я хватаюсь за край махры и панически натягиваю её на себя. Это гаже, чем унижение.
— Ну ты глянь. Перед ней Аполлон, а она на Тима палила, — говорит кто-то из парней.
«Не смотри. Не смотри на него», — бьётся в моей голове.
Но взгляд против воли опять летит в сторону Горина.
На нём уже синие джинсы. Они расхлябанно расстёгнуты, демонстрируя чёрные боксеры с белоснежной резинкой. Теперь Тимур не повернут ко мне спиной, и я вижу все его тату от плеча до плеча. А ещё замечаю маленькую серьгу в левой мочке уха.
Горин стоит и, вальяжно закинув руку на шкафчик, пялится на меня. Я кожей ощущаю, как он ведёт свой взгляд от моих ног и выше: бедра, руки, плечи... И он не смотрит похабно. Тимур рассматривает меня, сжавшуюся в комок на лавочке, едва прикрытую полотенцем, как зверюшку. С задумчивым, холодным интересом в глазах. И его взгляд быстро добирается до моего лица.
— Отвернись, — шепчу ему одними губами.
— С чего вдруг? — Глаза Горина испытующе смотрят в мои. — Ты рассматривала мой зад, а я хочу поглазеть на твой. Баш на баш, — уголки его крупных губ издевательски приподнимаются.
Всего секунда зрительного контакта, и сотня мелких капелек испарины покрывают мой лоб.
— Так, ребята! — Громкий хлопок двери отрезвляет всех присутствующих. В раздевалку как к себе домой заявляется преподаватель. Но сразу же застывает на месте. — Это… что такое? — он ошалело распахивает глаза. Ведь перед ним картинка из фильмов для взрослых. Четыре полуголых парня и я в одном полотенце. В растерянности препод хватает ртом воздух и густо краснеет, а потом вообще покрывается пятнами, когда видит того голого идиота, что пасётся возле меня. — Мельник! Горин! — взрывается он. — Вы чего здесь устроили… Девушка, а вы кто?
Всё. До моей истерики остались секунды. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает.
— Отвернитесь, — уже выкрикиваю я.
Теперь преподаватель бледнеет и отворачивается к стене. И не только он. Тимур и другие парни отводят от меня взгляды.
И я наконец срываюсь с этой чертовой лавочки. Подскакиваю на ноги, одним движением оборачиваю своё голое тело полотенцем, хватаю сумку с пола и вылетаю из своего личного ада.
Руки трясутся, ноги тоже. Я вообще трясусь вся. В нашей раздевалке натягиваю на себя вещи, путаясь то в лифчике, то в джинсах…
Всё валится из моих рук. В голове полный хаос.
Домой. Мне нужно домой. Совру что-нибудь маме, скажу, заболела, но сейчас спокойно сидеть на парах не смогу.
Я выскакиваю из спорткомплекса на широкий проспект, где всё гудит от застрявших в пробках машин, даже не накинув на себя ветровку. Прохладный порыв ветра сразу же бьёт меня по пылающим щекам и забирается под широкий край толстовки, разгоняя по животу и спине мурашки. Делаю один судорожный вдох и четко понимаю.
Ещё никто никогда меня так не унижал. В груди давит, мне хочется спрятаться. Но как бы там ни было… У скольких людей в мире могут быть одинаковые татуировки? И какова вероятность увидеть этих людей с разницей в один день?
Вчера в том подвале на ринге был сам Тимур Горин.
Ну или же я просто сошла с ума...
Глава 7
Глава 7
Тихо закрываю за собой дверь, стараясь не греметь замками, потому что бежевые лодочки аккуратно стоят на верхней полке подставки для обуви.
Мама уже дома. И обычно она после ночного дежурства отсыпается, закрывшись в нашей гостиной.
Я осторожно снимаю кеды, ветровку и на цыпочках крадусь по коридору к себе в спальню. Меньше всего хотелось бы пересекаться с мамой. Мне нужно просто побыть наедине со своим сумбуром в голове.
— Аня? — прилетает удивлённое мне в спину.
Я невольно зажмуриваюсь. Блин. До двери моей спальни осталось всего два шага!
Набрав полные лёгкие воздуха и прилепив к губам улыбку, оборачиваюсь. В домашнем халате в пёстрый горох, мама подпирает плечом дверной проём между кухней и коридором. Её руки скрещены на груди, а лицо даже не выглядит заспанным. На нём всё ещё лёгкий макияж, коротко стриженные и окрашенные в пепельный блонд волосы ни капли не растрёпаны. Похоже, мама ещё и не ложилась отдыхать после работы.
— Привет, — улыбаюсь натянуто. — А ты чего не спишь?
— Дежурство было спокойным. Не устала, — ровным тоном поясняет она, окидывая меня изучающим взглядом. — Половина одиннадцатого утра на часах. Ты почему не на парах? В
