как холодная сталь рывками проходит через хрящи моего горла. Мои руки взлетели вверх, чтобы нащупать рану, но я почувствовал только холод и онемение. Я увидел, что я обнажен, а мои очертания – всего лишь завитки кружащегося голубого дыма.
Значит, я все-таки умер. По-настоящему умер.
Естественно, любой бы на моем месте закричал, и, конечно, я тоже попытался. Я завопил изо всех сил, но наружу вырвался только хрип. Я бросился в атаку, но сильные руки толкнули меня на мокрый пол. Мечтая о том, чтобы все это оказалось кошмаром, я снова и снова повторял жалкое подобие слова «Нет!». Казалось, что плоть, которую я носил столько лет, приглушала эмоции души, словно тряпка, которой завязали глаза и уши. А теперь я стал голым, незащищенным, и меня оглушили ужас и отчаяние.
– Босс, он шустрый! – крикнула стоящая рядом с коротышкой женщина – та самая огромная женщина из переулка. Теперь, разглядев ее, я подумал о том, что мне еще повезло: если бы меня убил не тот увалень, а она, то я, несомненно, лишился бы пары конечностей.
Два топора висели у нее на поясе и еще один – за плечами, которые были закрыты кожаными доспехами. Ее волосы были туго заплетены в три хвоста, и это, вероятно, слегка разгладило морщины на ее обветренном, покрытом шрамами лице. На ее шее, щеке и плече виднелись татуировки – угловатые завитки. Да, она была похожа на варвара из моей родной страны, но светлая кожа женщины выдавала в ней северянку.
Судя по акценту, она с Разбросанных островов. От него сложно избавиться.
Ее босс вышел вперед; его металлическая нога лязгнула по камню рядом с моей головой.
– Ты еще слишком свежий, тень, тебе рано говорить. Через пару дней это пройдет. Зачем, по-твоему, мы так быстро тебя заколдовали? Чтобы пожить пару дней в тишине и спокойствии, пока ты еще не смирился со своей судьбой. Но что это я? Совсем забыл про этикет! Добро пожаловать в Аракс, Город Бесчисленных душ, Алмаз Арка! Это лучший из городов, это гора, созданная человеком!
Я подумал о том, могут ли мертвецы плеваться. Если я не в силах пнуть его или что-то выкрикнуть, то, возможно, я сумею показать свое отвращение другим способом. К сожалению, слюноотделение не является одним из качеств призрака – несмотря на то что он состоит из тумана и паров.
– Ублюдок! – крикнул я, но получилось что-то похожее на «урру!».
Перчатки, несущие боль, вернулись и поставили меня в ряд из полдюжины других призраков, таких же голых, как и я. От нас исходило еле заметное свечение – голубое, почти серое. Я посмотрел налево и с удивлением увидел моего неуклюжего убийцу. Вид у него был мрачный, хотя, скорее всего, он злился не на меня, а на своего босса. На его груди виднелись четыре отверстия: они соответствовали металлическим когтям на ноге коротышки.
Торговцы были в лучшем состоянии, чем я, но сейчас они выглядели еще более пучеглазыми и несчастными, чем при жизни, и, казалось, в любой момент могут забиться в истерике. Упрекнуть их было не в чем. У одного по груди, от соска до пояса, тянулась уродливая резаная рана. У другого в животе были две темные дырки – почти такие же, как и у меня.
Рядом с нами стояла еще пара чужаков, дополнявшая нашу маленькую бригаду призраков. Мы, напуганные и дрожащие, все еще пытались понять, какой переход мы совершили не по своей воле. Жизнь и смерть разделяла слишком тонкая грань, и наше сознание до сих пор не сориентировалось в происходящем. Ужас нашего убийства стал ловушкой, из которой мы еще не выбрались. Даже теперь, когда наши бренные тела превратились в туман и пар, мы прикрывали руками наготу.
Человек-горгулья подошел поближе, чтобы как следует меня рассмотреть. Даже я, не отличавшийся особым ростом, был на голову выше его.
– В клетки, – приказал он, и фигуры в капюшонах потащили нас в коридор.
Торговцы завыли на своем чужеземном наречии, но их быстро избили металлическими прутьями. Я старался отстраниться, уйти подальше от обжигающих перчаток, но при каждой такой попытке меня били, заставляя меня прекратить сопротивление.
Нас отвели в невысокую, но глубокую клетку, втиснутую в каменный тоннель. Дальше, в дымчатую тьму уходил ряд других клеток. Я увидел в них сияющие голубые огоньки.
Наши тюремщики втолкнули меня в клетку последним, а затем захлопнули и крепко заперли дверь. Я тут же подошел к толстым прутьям решетки, но мои ладони отлетели от них, словно их обожгло пламенем. Решетка была окована медью – единственным материалом, который мог причинить вред призраку. Те ее части, которые не были покрыты медью, казались мягкими, желеобразными, однако мне все равно не удалось сдвинуть их с места. Я снова попытался закричать, но тщетно.
– Валяй, не стесняйся, призрак, – расхохоталась большая женщина.
Еще четверо призраков зависли в дальних уголках клетки, свернувшись в шары. Они сияли ярче, чем мы: должно быть, это означало, что они старше нас. Действительно, теперь у нас был новый, жуткий возраст, который измерялся со дня нашей смерти.
Хромая, невысокий мужчина подошел к решетке.
– Слушайте все! Меня зовут босс Боран Темса, и я буду вашим хозяином в тот краткий период, пока вы не начнете новую жизнь – жизнь рабов. А это госпожа Ани Джезебел, моя самая доверенная помощница и одна из лучших наемников в Дальних Краях. С удовольствием сообщаем, что ваши тела мертвы. Скончались. Лишились жизни. Однако ваши души обрели свободу, и благодаря славным «Догматам о подневольных мертвецах», медным монетам и воде Никса вы теперь присоединились к достопочтенному классу рабов. Каждый из вас – тень. Призрак. Полужизнь.
Хотя это было очевидно с того самого момента, когда клинок встретился с моим телом, сейчас, после этих слов, мне показалось, будто меня снова ударили ножом в живот. Я стиснул прутья решетки и держался за них столько, сколько мог, борясь с болью. Темса продолжил свою речь.
– Вы радоваться должны, ведь вас ждет новое существование! Неудачные имена, которые выбрали для вас матери, больше не существуют. Вам больше не нужно волноваться об имуществе, теперь вы можете обходиться без пищи и сна, вы выше таких пустяков, как выпивка, азартные игры и блуд. Оставьте все это живым – так же как политику и религию. Знайте: теперь ваше существование уже от вас не зависит. О свободе вы тоже можете забыть – разве что вам подарит ее какой-нибудь великодушный хозяин. Потому что, дамы и господа,