Что, разумеется, и добавляло печалей старому мастеру. Именно поэтому он считал Акиру упущенным шансом. Золотым шансом на славу для своего стиля и додзё.
Глава 3
Счастливая школьная жизнь
Кроме ежедневного сна, есть еще несколько занятий, которые я соотношу к неэффективно тратящемуся времени. Одно из наиболее «прожорливых» — утренняя работа пастухом для собственной семьи. Отец, мать, младшие брат и сестра, все они, несмотря на свою природную худощавость и высокую энергичность в течение дня почему-то… ненавидят утреннюю зарядку. Настолько сильно, что приходится буквально следить, чтобы они не скрылись с заданного маршрута, вынуждая меня бросить убежавших и сосредоточиться на оставшихся.
Такое даже пару раз получалось.
Вот прямо сейчас, Такао, лидирующий в забеге, готовится к рывку вправо, на другую улицу. Но это обманный маневр, средний сын семьи Кирью вчера был подкуплен пятеркой токенов из игрового центра. Главные преступники и коррупционеры, плетущиеся позади с умирающим видом, должны будут дать задний ход, а затем успеть вбежать на улицу Хакуочи, где прямо сейчас начинают разгружаться торговцы. Некоторые из них самостоятельно заносят товар в лавки, а так как чета Кирью тут многим хорошо знакома, то спрятать их от сына будет кому. Тем временем Эна, двенадцатилетняя будущая красавица и единственное существо в мире, способное заставить меня улыбнуться своими ужимками, будет играть роль отвлекающего маневра — она ломанется дальше по маршруту с криками «Мама! Папа! Вы куда⁈». За это ей обещан пудинг.
Хорошая операция, почти беспроигрышная. Так или иначе, я должен потерять от одного до четырех подопечных гарантированно.
Не сегодня.
Младшего брата обезвредить просто. Слегка ускоряю ритм бега, равняюсь с ним, а затем, легонько ткнув в плечо, сую в растерянно протянутую руку фотографию. Тому хватает одного взгляда, чтобы поменять колер кожи на более бледный, а затем продолжить бежать по маршруту, уже без всяких мыслей о шалостях. Изображение нашего прадеда, стоящего на фоне собственного додзё с избранными учениками… отлично кошмарит Такао.
С отцом, как со злостным преступником, я обхожусь куда суровее — изъяв из-за пазухи черно-белый журнал в полиэтилене, продолжаю бег, помахивая им в процессе. Не узнать данный предмет у отца шансов нет, так что я слышу задушенный вопль ушибленного летящим унитазом оленя, свидетельствующий о полной деморализации условного противника. Что поделать, журнал был слегка помят в процессе транспортировки, но это потому, что жетоны из игрового центра — как-то излишне подло по отношению к сыну.
Опасный отрезок пути пройден. Эна непонимающе вертит головой, то смотря в спину брату, то оглядываясь на понурого отца, которого на ходу донимает ожившая и что-то почуявшая мать.
Бунт подавлен. Младшие, поняв, что очередная инициатива их родителей потерпела крах, продолжат выполнять упражнение, а сам отец пальцем будет бояться пошевелить, пока журнал у меня. Он покупает их за рубежом, но крайне редко бывает в одной и той же стране два раза подряд, так что восполнить потерю, если та случится, не сможет никак.
Почему я не пользуюсь Журналами Всевластия постоянно? Потому что я не диктатор и не тиран. Все должно быть добровольно и по взаимному согласию. Кто не согласен — будет страдать.
— Тиран…
— Диктатор! — Эна, выглядящая пободрее прочих, повисла на брусьях.
— Вы прогрессируете, — отметил я в блокноте свежие показатели состояния семьи, — Нагрузка увеличивается на пять процентов с завтрашнего дня. Для Такао — на семь.
— Эй! За что⁉ — возмутился брат.
— Не за что, а почему, — отрезал я, пряча блокнот, — Отцу, матери и Эне нужны лишь легкие утренние разминки для поддержания формы, а ты будущий мужчина. Нужно увеличить мышечную массу и выносливость.
— Да, сенсей…
— Хотя Эне тоже увеличим на два процента.
— Они-чан! — когда младшая гневается на братьев, то она ставит ударение так, что вместо «брат» обращение звучит как «демон».
— У японских женщин нет груди. Тебе нужна будет хотя бы задница, имото.
— Кира-чан!
— Они-и-чан!
Грудь есть, но, если судить по точеной фигурке мамы — сестре она не светит. Кажется, я добился нужного эффекта — за мной домой они бегут куда бодрее, чем до этого. Нетипичная семья — нетипичные отношения. С одной стороны, это очень удачное стечение обстоятельств, а с другой нам, детям, приходится самим выяснять всё про «нормальные» отношения, имеющие в Японии крайне важную роль. Впрочем, благодаря мне, младшие родителей любят, но брать с них пример остерегаются.
Второй день в школе, не успеваем сесть за парты, как следует вызов в студсовет. Японские традиции, что-то вроде органа самоуправления школой. Ученики здесь сами за всем ухаживают, моют полы, окна, парты, следят за клубами, выпускают газету. Совет представляет из себя контрольный орган, состоящий из учеников и учениц, управляющий многими аспектами жизни школьников.
Я и блондин сидим на стульях, установленных перед столом, за которым восседает третьекурсник с двумя однокурсницами по бокам. Сбоку, за отдельными партами, еще парень с девушкой, бухгалтер и секретарь совета.
— Меня зовут Торикава Дайсуке, — представляется глава, невысокий пухлый молодой человек, ведущий себя уверенно и свободно, — Я вызвал вас, Кирью-кун и Коджима-кун, чтобы обсудить ваше будущее в этой школе.
Он делает многозначительную паузу. Я молчу, борясь с желанием достать свою книгу. Сейчас время работать Рио.
И тот работает.
— Нам нужно понять, о чем идёт речь, Торикава-семпай, — с легкой вежливой улыбкой говорит Рио.
Все три девушки в комнате стараются на него поменьше смотреть, но получается у них это из рук вон плохо. Японию нельзя назвать «страной уродов», но симпатичных и красивых людей тут откровенно мало. Рио живет как кусок свежего мяса в стране вечно голодных собак.
— Хорошо, давайте начнем с тебя, Коджима-кун, — кивает глава учсовета, — Хочу рассмотреть две ситуации. Первую — это с цветом твоих волос, у нас не поощряется подобное хулиганство. Второ…
— Вот, — вставший с места Рио делает два шага, вынимая из внутреннего кармана пиджака небольшой лист бумаги, берет его обеими руками и вежливо по столу двигает в сторону замолчавшего Дайсуке, поясняя, — Это ксерокопия медицинского заключения, признающая, что мой цвет волос присущ мне с рождения. Я не буду против никаких проверок правдивости этой бумаги, Торикава-семпай. Мой дед был хафу.
Взгляды девушек, брошенные после этих слов на моего друга, я бы назвал одновременно хищными и недоверчивыми.
— Хорошо, — едва взглянул на листок Торикава, — Я проверю. Тогда перейдем ко
