вести наблюдения на горе в ту ночь. Но сначала мы забрали готовую еду для ночного перекуса, заказанную раньше в тот же день. В графике наблюдателей ужин является второй дневной трапезой, а около полуночи или часа ночи наступает время третьего, и последнего, приема пищи, который все называли «ночным ланчем». Обычно это простая еда — бутерброд, несколько печений, мог быть еще термос с какао или супом, — но она помогает справиться с утренней усталостью.
Я села на свое место рядом с другими астрономами, Фил представил меня и сказал, что я на летней стажировке и что мне предстоит первый опыт наблюдения. Это, казалось, передало какой-то невидимый и неслышный сигнал остальным за столом, и все сразу начали поздравлять меня с прибытием, желать удачной ночи и давать дружеские советы, которые почти сразу перешли в байки и истории о наблюдателях, которые были здесь до меня.
«Обычно у всех усталость наступает где-то около трех часов ночи, и в это время иногда делают глупости. Я помню парня, который вел наблюдение в одиночку и нечаянно заперся в туалете. Он потерял полчаса телескопного времени, прежде чем смог выбраться! Это здесь было или в другой обсерватории?»
«Насчет этого не знаю, но один мой знакомый работал на солнечном телескопе и решил поставить бумагу на пути пучка света. Ну, знаете, так делают на обычных телескопах, чтобы увидеть более четкое изображение того, на что вы нацелились? Так вот, этот парень сунул лист бумаги под сфокусированный солнечный свет. Сразу вспыхнуло яркое пламя».
«Берегитесь скорпионов. У нас недавно одну коллегу ужалил! Она сидит за телескопом, а он ей прямо в штанину заполз. Кажется, даже вертолет вызывали, чтобы переправить ее в больницу в Тусоне».
Должно быть, я заметно побледнела, услышав про скорпионов, — в Массачусетсе я не встречала никого страшнее ос и тараканов, — потому что кто-то из группы решил продолжить тему. «Да, скорпионы — это жуть, а про Стива и енота слышали? К нему однажды енот запрыгнул прямо на колени, когда он вел наблюдение на стодюймовом телескопе». («На стодюймовом?» — мысленно ужаснулась я). «Говорят, его крик даже на шестидесятидюймовом было слышно». («На каком-каком?»)
«Да забудьте про этих тварей. Расскажите ей лучше про телескоп в Техасе, который расстреляли!» («ЧТООО?»)
И так далее.
(Астронома действительно укусил скорпион, но никакой вертолет не понадобился. Кто-то вправду поджег листок бумаги в солнечном телескопе, но это было не в Китт-Пик. Существует и Стив, который близко столкнулся с одним из откормленных и привыкших к людям енотов в обсерватории Маунт-Уилсон во время наблюдения на стодюймовом телескопе, но он говорит, что зверь только потянул его за штанину, и клянется, что и не думал кричать. А вот байка о наблюдателе, который нечаянно заперся в туалете, полностью правдива, позднее он сам увековечил эту историю в разделе методологии своей научной работы. И в Техасе действительно есть телескоп, в который стреляли.)
Это было мое первое знакомство с захватывающими, хотя зачастую преувеличенными историями из мира астрономии. Не считая скорпионов, они совершенно меня очаровали, и я даже не знала, чего мне больше хочется: сидеть вот так всю ночь и слушать байки или поскорее бежать к телескопу, чтобы со мной тоже случилась какая-нибудь замечательная история.
КЕМБРИДЖ, МАССАЧУСЕТС
Январь 2004 года
Благодаря курсу Джима я безнадежно пристрастилась к астрономии и все время вспоминала чувство возбуждения от наблюдений, продираясь чрез тернии все более сложных занятий по физике. Некоторое утешение доставлял тот факт, что большинство моих одноклассников были в том же положении — мы все с легкостью блистали в старших классах школы, а теперь отчаянно грызли гранит науки, с трудом получая невысокие оценки за каторжный труд.
К счастью, хотя бы у Джима я заслужила высший балл, а следующей зимой получила опыт работы в полевом лагере, в который я записалась, едва Джим упомянул об этом. В январе (когда в МТИ короткий зимний семестр) он взял с собой небольшую группу студентов в обсерваторию Лоуэлла во Флагстаффе, в Аризоне, где нам предстояло провести исследование под руководством местного консультанта и познакомиться с окрестностями. (Джим повел всех студентов полевого лагеря в многодневный поход по Гранд-Каньону, вместе с нами наблюдал за звездами, когда мы поставили палатки на берегу реки Колорадо, и готовил нам блинчики по утрам.) В Лоуэлле я работала вместе с молодым астрономом, которую звали Салли Уи. Я испытывала благоговейный трепет перед ней — она недавно получила престижную национальную исследовательскую премию и выиграла конкурс на грант, но при этом была простой в обращении, носила короткую стрижку и брюки карго, как я, и разделяла мой энтузиазм по поводу нашего проекта по изучению газообразного водорода в галактиках, который мог быть первым признаком новорожденных звезд.
В том январе Салли много путешествовала (что, как я вскоре поняла, было обычно для начинающих ученых), и я с удовольствием возилась в ее кабинете с данными и исследовательскими задачами, которые она мне оставила. Несколько недель спустя я вылезла оттуда на свет божий, чтобы взволнованно представить результаты моих изысканий. По какой-то причине я никогда не боялась выступать перед публикой, и у меня это неплохо получалось — думаю, благодаря скрипичным концертам и школьному театральному кружку. Моя презентация, очевидно, произвела достаточно сильное впечатление на Фила Мэсси, другого астронома из Лоуэлла, — он меня запомнил и выбрал, когда я подала заявку на летнюю стажировку в Лоуэлле.
Таким многообещающим образом началась моя карьера исследователя. Мое в общем-то спонтанное решение в пользу «красного» против «голубого» при выборе летнего проекта в конечном итоге положило начало пятнадцатилетним исследованиям умирающих звезд и дружбе с Филом на всю жизнь. Мы и сами не подозревали, что в списке звезд, которые мы планировали изучить летом, были три самые большие звезды, когда-либо наблюдавшиеся во Вселенной, — огромные красные сверхгиганты, которые, если поместить их на место нашего Солнца, оказались бы больше орбиты Юпитера. Но мне еще предстояло пройти двухмесячный ускоренный курс наблюдений, анализа данных и введения в физику звезд, прежде чем сделать это ошеломляющее открытие, которое попало в заголовки международных СМИ и стало предметом моей самой первой научной статьи. Воодушевленная захватывающим исследовательским проектом, я благополучно получила степень бакалавра физики в МТИ, а затем докторскую степень по астрономии в Гавайском университете (невольно повторив путь Хайди Хаммел — той самой взволнованной молодой ученой, которой я восхищалась, когда смотрела по телевизору столкновение кометы с Юпитером в 1994 году) и после этого, несмотря на драконовскую конкуренцию в университетской среде,
