«Слуга был плутом,— шейх сказал на это,—
И мой осел до самого рассвета
Вкушал лишь божью милость, и сейчас
Он, может, падает, творя намаз!»
...Умей коварство различить, мудрец,
В словах красавиц, в том, что шепчет льстец.
Ведь даже дьявол, свой скрывая лик,
Порою говорит: «Аллах велик!»
Он льстит или сулит нам благодать,
А сам мечтает шкуру с нас содрать.
Стократ беда вдыхающим терьяк
Из уст того, кто нам не друг, но враг.
Бывают люди добрые и злые,—
Да различит Адам Иблиса в змие!
Иной тебе, что ты велик, твердит,
А сам, как на овцу мясник, глядит.
Мы уловить врагов должны стремиться,
Чтоб нам самим в силки не уловиться.
Ты на примера этого слуги
То, чем владеешь, сам обереги.
Не лезь в дела чужие и не строй
Счастливый дом свой на беде чужой.
Рассказ о том, как некоему человеку во времена Омара привиделся на небе молодой месяц
Мудрец, способный зреть вещей основу,
Внемли, о друг, бесхитростному слову.
Во времена Омара неспроста
Собрались люди в первый день поста —-
Нет лучше дня, чем этот, для гаданья,
Предвиденья судьбы и прорицания.
Промолвил некто: «В небе над собой
Сейчас я вижу месяц молодой!»
Поверив подданному своему,
Стал вглядываться и Омар во тьму.
Он вопросил: «Где ж месяц, иль исчез?..»
Ответил некто: «Девяти небес,
Быть может, мой и не увидит глаз,
Но месяц в небе вижу я сейчас!»
Омар сказал: «Дай бог тебе здоровья,
Но влажным пальцем проведи по брови!»
И некто сделал, как Омар сказал,
И вправду месяц в небесах пропал.
Омар изрек: «От брови волосок
Загнулся вниз и взгляд твой пересек.
И луком стал для твоего он зренья
И ввысь пустил стрелу воображенья.
Но если, искривившись, волосок
Твое смутить воображенье мог,
То и подумать страшно, что случится,
Когда не только волос искривится!»
О том. как крестьянин гладил льва в темноте, полагая, что это бык
Исполнил некто свой дневной урок
И в хлев быка поставил под замок.
А ночью лев, засова не задев,
Сожрал быка, проникнув с крыши в хлев.
Он сытый лег на месте, где привык
Валяться по ночам покойный бык.
Пошел хозяин, чем-то озабочен,
Свою проверить собственность средь ночи.
Во тьме он гладил львиные бока,
Считая, будто гладит он быка.
И думал лев; «Благодари Аллаха,
Что здесь темно, а то хлебнул бы страха!»
Притча о том, как суфии продали осла, принадлежавшего их собрату, чтобы однажды наесться всласть
На эту притчу обрати вниманье,
Она о том, как вредно подражанье.
Почтенный суфий, истины носитель,
Пришел в странноприимную обитель.
Он знал о злоключениях собрата,
Чей не ухожен был осел когда-то.
И потому, чтоб не случилось зла,
Сам накормил и напоил осла.
Лишь после этого свое владенье
Оставил он слуге на попеченье.
Но что провидеть можем мы —- рабы
Недоброй или доброй к нам судьбы?
Где путник до утра обрел жилище.
Теснились суфии, что были нищи.
Нам ведомо; людская бедность всех
Ввести способна и в соблазн и в грех.
И не тебе судить, о богатей,
Изнеможденных нищетой людей,
Которые, чтобы достать съестного,
Задумали продать осла чужого.
Ведь говорят, когда припрет беда,
Годна и оскверненная еда.
Итак, свершилось зло, осла не стало,
Но было снеди куплено немало.
И в доме суматоха поднялась:
«Уж нынче-то мы попируем всласть!
Три дня не нарушали мы Поста,
Зато теперь душа у нас чиста:
Хоть и бедны, мы все ж творенья божьи,
И долее поститься мы не можем».
Твердили суфии, едва не плача:
«Сегодня ночью и у нас удача!»
По слепоте и с голоду полову
Они сочли зерном (скажу я к слову).
С улыбкой суфий, хоть устал с дороги,
Взирал на тех, что были столь убоги.
Все воздавали суфию по чести,
Его сажали на почетном месте,
Касались их уста его руки,
Ему давались лучшие куски.
Но вот наелись все до пресыщенья,
И началось всеобщее раденье.
И думал суфий наш, впадая в раж:
«Не нынче веселиться, то когда ж?»
Плясали все, стучали в пол ногами,
Сметали пыль с лежанок бородами.
Взвивался дым из кухни в потолок,
Вздымалась пыль клубами из-под ног.
В том нет греха, что за один присест
Иной голодный суфий много ест.
Бывает часто в этой жизни нищей
Свет истины единственной их пищей.
