собрали меньше пригоршни кислых ягод, но, когда они уже собирались уходить, Томас заметил зайца и погнался за ним по тропинке, которая вела дальше в лес. Заяц, конечно, убежал, но лес кончился на небольшом холме, и с холма он увидел низкие каменные стены, соломенную крышу и что-то похожее на сад.
— О, милостивый Иисус, пусть нам сопутствует удача, — сказал он, и они вдвоем направились к воротам. Это были простые ворота из переплетенных прутьев, открытые настежь. Деревянная табличка над воротами гласила выжженными латинскими буквами:
ЭТИ ВОРОТА ОТКРЫВАЮТСЯ
ВСЕМ ВХОДЯЩИМ
С МИРОМ ХРИСТОВЫМ
Он вытащил меч и вошел внутрь.
Она последовала за ним, сложив руки, словно для молитвы, но затем прошла мимо него и направилась прямо к маленькой каменной церкви, не обращая внимания на его «Хо! Подожди!» Он отпустил ее, покачав головой, а затем осмотрел территорию.
Это был небольшой монастырь, в котором, судя по внешнему виду, проживало не более двадцати братьев. Только церковь и внешние стены были каменными; крытые галереи и дормиторий — глинобитными. Другой заяц, или тот же самый, выскочил из сада, но Томас даже не попытался броситься на него, вместо этого направившись прямиком к земляному погребу, где, как он подозревал, должны были находиться запасы масла. Он был уже опустошен. Осторожно, с уважением и довольно тщательно.
— Совсем не повезло, — сказал он и подавил желание сплюнуть.
Дормиторий был пуст, если не считать десяти соломенных коек, на некоторых из которых виднелись следы чумы. Он быстро вышел.
Он нашел девочку, стоявшую на коленях перед церковью, она молча молилась, уткнувшись в сложенные ладони, ее щеки были мокрыми.
— Почему ты не вошла? — спросил он.
Она просто посмотрела на него и вытерла щеки.
И тут он почувствовал запах.
Он заглянул в дверь, отгоняя от лица мух, и увидел четыре распухших трупа, лежащих в нефе в своих грязно-белых, некрашеных шерстяных одеяниях. Трое лежали на спине, а последний, старик, свернулся калачиком, как младенец, рядом с ними. В руке он держал столовый нож, а его ряса была расстегнута с одной стороны. Пол под ним был липким. Он погиб, пытаясь вскрыть одну из этих ужасных шишек. Многих из них были усеяны цветами.
— Цистерцианцы, — сказал Томас.
Свежие земляные холмики на заднем дворе покрывали первых павших братьев, но только четверых. Если они были похоронены по одному в могиле, и если все кровати были заполнены, то несколько человек пропали без вести — вероятно, те, кто опустошил кладовую. Может быть, они думали, что отправятся в другое аббатство. Томас не завидовал тем, кто пытался отправиться в путь без оружия с последней тележкой еды в долине.
Когда девочка закончила молиться, Томас сказал:
— Еды нет. Они собрали все припасы и опустошили пруд с рыбой и голубятню. У них была печь, но в ней уже давно холодно. Сад, где они выращивали еду, полностью опустошен. Все, что там есть, — проклятые травы и цветы.
Девочка направилась к саду с травами и жестом пригласила Томаса следовать за ней. Она протянула ему ведро из колодца и провела по саду, наполняя его цветами и зеленью, которые она умело срывала своими маленькими белыми ручками. Он начал хватать все подряд, но она остановила его, прежде чем он успел ухватиться за один зеленый стебелек. Она решительно покачала головой.
— Что? Почему?
Она пальцем написала на земле аконит.
Он наморщил лоб, чтобы прочитать его, произнося каждую букву.
Аконит.
Яд.
— Ого. Спасибо. Ты, что, не собираешься разговаривать?
Не здесь.
Это он тоже произнес, указывая на каждую букву.
— Что, потому что это монашество?
Она кивнула.
— Ты не давала клятвы.
Да, давала, написала она. У церкви. В сердце.
Он так долго читал это, что она просто указала на церковь и прижала руку к груди.
Он хмыкнул.
— Это обет на всю оставшуюся жизнь? — спросил он.
Она покачала головой.
— Только пока мы здесь?
Она кивнула.
— В таком случае, мы определенно останемся здесь на ночь. Может быть, на неделю.
Она сунула руку в ведро и бросила ему в лицо несколько влажных листьев. Один из них прилип к его лбу, и она рассмеялась, несмотря на себя и свой временный статус цистерцианки.
Они съели свое ведро зелени и ярких цветов. Вместе с маслянистыми веточками календулы, которые, как он вспомнил, росли в саду его матери — она обычно смешивала их с куриной крупой, чтобы желтки были темнее и, по ее словам, лучше для крови, — Томас то и дело срывал по одному широкому листочку и кивал головой, пробуя их на вкус.
— Что это?
Щавель, написала она.
Он водил пальцем по буквам, произнося каждый слог неуверенно, как шагает жеребенок. Она кивнула, когда он правильно сложил их вместе.
— Это вкусно. Похоже на лимон, но вкусно. А это?
Любисток
— Это?
Окопник
— Вот этот я знаю. Не ешь его целиком. И принимай побольше утром, если есть еще. Его полезно прикладывать к ране, чтобы остановить кровотечение.
Тысячелистник
— Откуда ты все это знаешь?
Мама, написала она, и на ее лице появилась такая нежная улыбка, что Томас злобно прикусил язык, чтобы самому не улыбнуться.
Они спали под открытым небом в монастыре, рядом со статуями святого Бернарда Клервосского, святой Женевьевы Парижской и архангелов Михаила и Гавриила. Томас проснулся посреди ночи и пошел посмотреть на свою комету. Теперь она пересекала шею Лебедя и казалась красноватой на кончике, как будто в ней была крошечная кровавая жилка. Он протер глаза и отвел взгляд, но, когда снова посмотрел на нее, она все еще была там. Теперь он заметил вторую комету, очень близкую к этой и очень слабую.
— Просто убей нас всех, — сказал он. — Чего ты ждешь?
После этого он крепко заснул, и ему приснились монахи, поющие песнопение. Он проснулся в персиковом свете, который появился незадолго до восхода солнца. Воздух был прохладным, а девочка все еще спала.
В воздухе пахло можжевельником, хотя он не видел ни одного можжевелового куста.
А еще пахло полевыми цветами.
Они оба были усыпаны цветами.
* * *
На следующий день они встретили путешественников: торговца тканями из Брюгге, его семью и двух фламандских воинов с пятью лошадьми на всех. Они, казалось, были в добром здравии. Томас был бы рад встретиться с ними двумя месяцами ранее, когда Годфруа и его банда убийц были у него за спиной; лошади были молоды, повозка обещала отличную добычу, и Годфруа не изнасиловал бы эту женщину.
Две группы остановились в пятидесяти шагах друг от друга, и Томас с торговцем рассказали друг другу новости о том, что было у них за спиной. Новости не были хорошими —ни с той, ни с другой стороны. Затем мужчина предложил купить у Томаса еды.
