на второй план. Гельцер в особенности удивляется оригинальности и смелости Евсевия по вопросу о предмете очень запутанном — о хронологии эпохи судей израильских. Вообще, сравнивая то, что сделано Африканом и Евсевием для разъяснения истории иудейского народа, Гельцер говорит: «сделанное Евсевием должно исполнять нас глубоким уважением в отношении здравого такта и исторического смысла этого ученого мужа. Евсевий смотрит здесь с некоторою гордостью на Африкана — и он прав, потому что его работа во всех отношениях превосходит работу его предшественника»[66]. Еще больше похвал расточает Гельцер второй части хроники Евсевия (каноны). Эта часть, по его словам, «покрывала Евсевия славой в течение целых веков; она же служит и для нас фундаментом каждой хронографической работы. «Здесь в заслугу Евсевию можно поставить то, что он еще решительнее, чем Африкан, раскрывает историческое значение избранного народа иудейского среди самых культурных народов древности. Если с появлением Христа стало очевидным, что спасение от иудеев вышло, то благодаря трудам Африкана и, еще более, Евсевия христианская наука к этому прибавила афоризм: и истина (историческая) тоже единственна у иудеев; Гельцер воздает великие хвалы Евсевию за то, что он свои синхронистические таблицы начинает с Авраама (с которого начинается более достоверная история), а не с Адама, как у Африкана. «Если бы от труда Евсевия ничего не сохранилось, — говорит немецкий ученый, — кроме случайной заметки, что Евсевий начинает историю датою жизни Авраама, то и этого было бы совершенно достаточно, чтобы дать понятие об историческом смысле этого умного мужа». Евсевий совершенно перестроил хронологию Африкана, потому что он доказал, что многие исторические личности библейской истории жили не в такие древние времена, как думал Африкан. По вопросам библейской хронологии, по Гельцеру, наука и в настоящее время не далеко ушла от Евсевия. Вообще, сравнивая Евсевия и Африкана, Гельцер не без пафоса пишет: «Африкан ничего не приобретает чрез сравнительное изучение его с Евсевием. Чем больше будем заниматься изучением трудов того и другого, тем больше чашка весов Евсевия станет перевешивать чашку весов Африкана; и это такой результат, которого я меньше всего ожидал и к которому я пришел путем насилия над самим собою»[67]. Итак, открывается, что нет оснований утверждать, что Евсевий находился в литературной зависимости от Африкана. Это нужно сказать о хронике Евсевия. Тем не менее, что-либо подобное можно утверждать касательно церковной истории греческого историка. Следов пользования Африканом со стороны Евсевия в его церковной истории указать нельзя. Несомненно одно, что Африкан расчистил хоть несколько путь для первого церковного историка, дал несколько полезных заметок, указал несколько руководящих идей. Что Африкан так или иначе был полезен Евсевию, это можно видеть из тех благоприятных суждений, какие делает Евсевий в своей истории о хронографии Африкана и какие нами приведены выше.
Таким образом, мы видим, что Евсевий едва ли много воспользовался трудами двух более важных своих предшественников в области христианской истории — трудами Игизиппа и Африкана. И, однако, и сам Евсевий, и последующие историки до наших дней смотрели и смотрят на Игизиппа и Африкана, как на непосредственных и лучших предшественников Евсевия в его профессии.
Но если, приступая к труду, Евсевий и должен был чувствовать недостаток во вспомогательных для него сочинениях исторических, систематически обработанных, то этот недостаток для него с избытком восполнялся обширною уже в то время литературою Святых Отцов, учителей и писателей церковных, в произведениях которых рассеяно множество церковно-исторических материалов. И это пользование церковною литературою было тем легче для Евсевия, что ему были доступны существовавшие тогда на Востоке библиотеки, как он сам говорит об этом в своей истории. В этом отношении с особенною благодарностью Евсевий вспоминает о библиотеке Элийской, т. е. Иерусалимской. «В это время — третьем веке, — говорит Евсевий, — между духовными много было ученых мужей. Их послания друг к другу можно находить и ныне. Эти послания сохранились в Элийской библиотеке, устроенной тамошним епископом Александром (212–250 г.). Из той библиотеки и мы заимствовали материалы для настоящего своего сочинения» (VI, 20). Кроме этой библиотеки в распоряжении Евсевия была библиотека Кесарийская, устроенная его другом Памфилом и самим историком и состоявшая из писаний отцов и учителей церкви (VI, 32), но об этой библиотеке мы уже говорили выше. При написании своей истории Евсевий придавал большую важность сведениям церковно-историческим, какие находились в писаниях отцов и учителей церкви; он говорит: «что признаем годным для предпринимаемого нами дела, о том соберем сведения и нужные показания из древних писателей, как бы собирая цветы с мысленных лугов и постараемся соединить их в одно целое в своем историческом рассказе» (кн. I, гл. 1). И действительно богатством церковно-исторических сведений, заключающимся в патриотических писаниях в широком смысле этого слова, Евсевий пользовался как нельзя более. Со стороны знакомства Евсевия с писателями церковными его времени и времен предшествующих ничего не остается более желать. Он поражает нас своею богатою эрудицией. Он пишет, держа в руках первоисточники. «Как елень псалмопевца, — говорит французский исследователь Эли, — Евсевий жаждет источников»[68]. Евсевий читал не только таких христианских писателей, сочинения которых более или менее сохранились и до нас — Иустина, Климента Александрийского, Оригена, Иринея, Тертуллиана, но и таких, писания которых до нас не дошли и о которых мы имеем скудные сведения, и то большею частью на основании самого же Евсевия, каковы, например, Папий Иеропольский, Игизипп, знаменитый Дионисий Александрийский, апологеты: Кодрат, Мелитон, Аполлинарий и проч. Помимо того, Евсевий имел под руками много таких сочинений, имена авторов которых даже в его время оставались неизвестны (V, 27). Кроме писателей церковных, Евсевий в значительной мере пользовался, при составлении своей истории, и пособиями со стороны писателей не христианских, так в его истории мы находим неоднократные ссылки на иудейских писателей Иосифа Флавия (I, 5–6) и Филона (II, 5). Он не пренебрегал даже свидетельствами писателей языческих, так, например, он цитирует известия, заимствуемые у языческого философа Порфирия (VІ, 19).
До последнего времени в науке держалось убеждение, что Евсевий пользовался некоторыми архивами, находившимися далеко от его родной Палестины, например, Эдесским. Основанием для этого убеждения служило следующее свидетельство, находящееся в церковной истории самого Евсевия. Передав содержание известий переписки Иисуса Христа с Авгарем, царем Едесским (о ней речь у нас ниже), Евсевий замечает: «предлагаю тебе (читателю) о том свидетельство, взятое из архивов Эдессы, потому что в тамошних общественных документах находится и это свидетельство, сохранившись с того времени и доныне. Вот сами письма, заимствуемые нами из архивов, (τῶν ἐπιστολῶν ἀπὸ τῶν άρχείων ήμῖν ἀναληφθεισῶν, I, 13. Ст. II, 1). Как
