с отчаянием; он был сражен горем. Ни гордость, ни сознание своего долга перед народом не помогали ему овладеть собой.
Мы с Нурой затерялись в толпе местных жителей, чтобы нас не узнали. Бледная Нура, укрывшись с ног до головы, не сводила с Авраама глаз, желая ощутить глубину его скорби; что касается почестей, воздаваемых им супруге, никаких сомнений не оставалось. Я чувствовал, что Нура, удрученная горем вдовца, готова броситься к нему с криком, что она жива. И потому крепко стискивал ее руку.
Во время речи Исаака я заметил в стороне от толпы евреев женщину, смотревшую на Авраама столь же пристально, как и Нура. Я пригляделся к ней и подумал, что мне мерещится.
– Но…
Нура вздрогнула, глянула на меня, проследила за моим взором и усмехнулась:
– Ну да!
– Это?..
– Хеттура.
В той, которую именовали Хеттурой, я узнал Агарь, бывшую служанку Сарры: ту, которую Сарра дала Аврааму, чтобы он стал отцом; ту, что девять месяцев спустя произвела на свет Измаила; ту, что затем была безжалостно изгнана Саррой.
Смуглая бронзоволикая Агарь с косами, украшенными ракушками, была все так же великолепна, если не больше. С годами она ничуть не отяжелела, но расцвела пуще прежнего. Личико пай-девочки обратилось в лицо прекрасной женщины, в нем проявились точность, тонкость и нрав, будто в юности ему отводилась лишь роль наброска. Ее формы сохранили былое благородство, к которому добавилась пленительность, уверенность и властность, принадлежащие лишь зрелости. Величественность и чувственность Агари поразили меня. Я не проронил ни слова, вспоминая о наших пылких объятиях.
Справа от нее переминался с ноги на ногу сухопарый тип с оливковой кожей; я признал в нем Измаила, их с Авраамом сына.
Нура шепнула мне на ухо:
– Она здесь осела десять лет назад. Измаил занимается виноделием. В прошлом году, когда Авраам заметил ее, он остановил тут свой народ. И каждый день ходил к ней. Его страсть к ней вернулась… Из-за него мы и застряли в Мамре на долгие месяцы.
Она проворчала:
– Агарь по-прежнему влюблена в Авраама. До сих пор. Никого другого и не любила.
Последние слова были сказаны мне неспроста: Нура помнила, что некогда Агарь пыталась в моих объятиях забыть Авраама.
– Его страсть вернулась? – пожал плечами я. – Но Авраам никогда не стремился к Агари. Это ты толкнула его к ней, он послушался тебя и блудил с ней, чтобы у него появился наследник.
– Казалось, он не стремился к ней. Но кто скажет наверняка? Некоторые от нее были без ума.
Опять камушек в мой огород? Она сердито буркнула:
– Так почему бы и не Авраам?
– Он изгнал ее.
– По моему требованию! Только по моему требованию… Может, спровадить ее было для него более тяжким испытанием, чем я воображала. Она великолепно созрела! Мне, бедной дурочке, приходилось старить себя и уродовать; она же молодилась и наводила красоту. Я считала зрелость упадком, она же сделала ее достоинством. Признаю, что тут она оказалась хитрее меня.
Сглотнув, она добавила:
– У нее оружие обычной женщины, но она владеет им блестяще.
Она стиснула мне руку.
– Ну, я довольна: я заставила ее увидеть отчаяние Авраама! Надеюсь, это зрелище покорежит ей потроха. Каждой свой черед!
Евреи затянули песнь, в которой повторялось имя Сарры. Благодаря монотонной музыке и заунывным голосам на собравшихся сошло умиротворение; выпевая «Сар-ра», каждый по-своему с ней прощался; Авраам поначалу невнятно бормотал себе в бороду, но теперь его голос окреп, обрел былую мощь, бронзу, насыщенность и мужественность, отдаваясь в недрах его широкой груди. Нура вонзила мне в руку ноготки, чтобы не рухнуть, и тут же метнула любопытный взгляд в сторону Агари.
– Нет, хныкать она все же не собирается!
– Она обожала тебя, когда была у тебя в услужении.
– Не называй покорность любовью. Я запретила ей меня любить. Вспомни, как эта шлюха убедила Авраама, что Исаак рожден не мной.
– Что было правдой.
– Она не имела права этого говорить!
– Ты изгнала ее с маленьким сыном! Она отомстила, это естественно. И твой подлог был чудовищным!
Она озадаченно посмотрела на меня: ей никогда не приходило в голову, что она могла быть причиной несчастья.
– Во всяком случае, я оставляю ей Авраама!
Пение прекратилось. Авраам шагнул к деревянному гробу, встал на колени, приник лбом к доскам и простонал:
– Прости, госпожа моя, прости.
Нура едва стояла на ногах. Ее потрясло раскаяние Авраама.
Теперь к гробу склонился Исаак, он тоже повторял слова раскаяния:
– Прости, мама, прости.
Нура отвернулась, на глазах ее блеснули слезы. Покусывая губы, она проворчала с вымученной фальшью:
– Очень смешно говорить это газели…
Затем Авраам и Исаак выпрямились, схватили свои накидки и выразили скорбь, разодрав их у сердца[12].
– Пойдем, – шепнула Нура.
Мы тихонько попятились и оставили наблюдательный пункт.
Прошло не меньше часа, прежде чем мы смогли вымолвить слово. Нура пробормотала:
– Как упрекать их в чем бы то ни было? Я понимаю, что Агарь влюблена в Авраама, и не буду ее осуждать, ведь я испытала к нему такое же непреодолимое влечение. Я понимаю, что Авраам любит и Сарру, и Агарь, ведь и я люблю двоих, тебя и его.
– Так ты их прощаешь?
– Если я не сумею простить их в день моего погребения, то когда же мне это удастся? – обронила она с утрированным лукавством[13].
* * *
Три месяца спустя на берегу Соленого моря, на нашем ложе среди кипарисов, мы всю ночь предавались любви; поутру Нура проснулась у меня на груди и спросила:
– Тебе понравились мои похороны?
– Я счастлив, что мы побывали на них вместе.
– Как я могла так долго оставаться без нашей близости?
– Я задаю себе тот же вопрос.
– Мои похороны кое-что мне открыли. Авраам страдал и просил прощения у антилопьего окорока, а я не вмешалась; отныне он каждое утро приходит к моей мнимой могиле, а я провожу весну в твоих объятиях. Мы с тобой втянулись в круг простых смертных, и нам приходится прибегать ко лжи, жульничеству и погребальному подлогу. Мы обречены на мошенничество.
– Конечно…
– И это означает, что на нас наложена еще одна санкция.
– Какая же?
– Мы обречены любить друг друга. Мы с тобой.
– Я согласен с приговором, Нура.
– Вот наказание! Но к счастью, Ноам, ты мне не противен.
– Всего лишь?
– Давай уйдем, Ноам. Теперь мы наконец вдвоем. Здесь евреи, караванщики и торговцы могут нас узнать. Пора покончить с Авраамом[14].
Она решительно добавила:
– Я хочу жить не таясь.
– И я мечтаю лишь об этом.
