ойкает.
— К тому, что вы потом не будете кричать и ругаться, что вы должны были быть на встрече? — тараторит на выдохе Карине испуганным голосом. — Вот я уточняю, что вы точно отказываетесь сегодня быть на встрече и что делегируете ее на меня, на маркетологов. Фух… — сглатывает. — Теперь можете уволить.
Вытираю салфеткой пюре со скулы:
— Ты хочешь сказать, что я могу себя так повести? Отказаться от встречи, а потом…
— Да.
Молчание, и Кариша вздыхает.
— Ну, не совсем так.
— А как?
— Зря я начала…
— Продолжай.
— Вам что-нибудь не понравится в результатах встречи, — Карига понижает голос до печального шепота, — и все придет к тому, что вы должны были быть на встрече и что нам ничего нельзя доверить.
Откладываю салфетку. Ну, бывает, я прибегаю к строгости и критике, чтобы держать в тонусе подчиненных, которые любят иногда повалять дурака, но сейчас Кариша описывает меня какой-то истеричкой.
— Я не такая, — хмурюсь я.
— Может, вы сможете онлайн присутствовать, а? — жалобно тянет Кариша.
— Так, — вздыхаю я. — У тебя есть на руках ключевые моменты нашего сотрудничества. Обсудите их, а потом уже мне выкладывайте, с чем согласились, что предложили, что потребовали. Я вам не нянька.
Последняя фраза вышла очень сердитой и злой, и Афинка напротив бубнит с ложкой во рту:
— Не нянька… а мама…
Сбрасываю звонок и подпираю лицо рукой, глядя на Афинку, которая неуклюже собирает остатки пюре с тарелки:
— Мама у тебя строгая?
— Да, — кивает.
— Сердитая?
— Да.
Блин, обидно, но я продолжаю тихий допрос.
— Часто кричу?
Афинка поднимает взгляд и крепко задумывается над ответом.
— По телефону часто, — вздыхает. — И на папу.
— На папу?
Это когда я успела кричать на папу в присутствии Афинки?
— Да, — опять кивает.
— Я на него не кричу.
— Кричишь! — Афинка имитирует в шепоте знакомую злость. Картавит, не выговаривая букву “р”, глотает слоги. — Вот так кричишь! Уходи! Она спит, свободен! Нет, ты не останешься! Не хочу с тобой говорить! Ты мне надоел!
Шмыгает и вновь облизывает ложку, печально вздохнув.
Это нехорошо.
Очень нехорошо.
Афинка любит папулю, а мамуля этого папулю каждый раз выгоняет. Для ее маленьких детских мозгов я — плохая. Папа хочет остаться на ночь с ней, а я против.
— Ты не любишь папу.
Не любила, то все было бы иначе, но как это объяснить это трехлетке? Она живет в своем мире, в котором мама “кричит” на папу, а папа хочет остаться с нами.
— Но я точно и преточно, — подаюсь в ее сторону с улыбкой, — люблю тебя.
Затем макаю палец в пюре, которое размазываю по ее курносому носику. Фыркает и смеется.
В три года я еще могу отвлечь ее от сложных вопросов, тревог и растерянности какой-нибудь внезапной шуткой, но что потом?
Почему Герман не решил после развода исчезнуть из наших жизней, как куча других мужиков?
Теперь у меня остается надежда только на Диану, которая в скором времени залетит и родит своих, однако… какая травма ждет моих детей в таком случае?
И я начинаю чувствовать перед ними вину, которой раздувается с каждым днем.
Может, причина, того, что мои дети так отчаянно тянутся к Герману, в том, что я его сама не отпустила и все еще люблю? Болезненно и надрывно?
Они это чувствуют, но не понимают, что происходит, ведь с этой своей идиотской любовью я настроена к Герману недружелюбно.
Надо менять ситуацию.
— Пойдем моську умоем, — обхожу стол и подхватываю Афинку с покряхтыванием на руки.
Тяжелая стала.
— Мамуля, — вздыхает Афинка и гладит меня по шее. — Мамуся…
Девочкам так важен отец. Да и мальчикам тоже. И не просто отец, а отец в полной семье, в которой не надо разрываться на два дома, на две семьи.
Ставлю Афинку на скамеечку перед раковиной, включаю воду и теплой водой умываю личико. Она кривится и потом все же смеется, когда я фыркаю ежиком в ее макушку.
Я лишила детей полной семьи?
— А сделай, как папа, — смотрит на меня в ожидании.
И это сравнение с папой будет идти всегда, если он волшебным образом не исчезнет из реальности вместе с воспоминаниями о нем.
— Умеешь как папа?
После набирает в ладошки воды, которую заливает в рот. Сосредоточенно хмурится, приподнимает лицо и выпускает фонтанчик, который обращается в слюнявые брызги. Вода стекает по шее на футболку, и Афинка сникает. Ведь как у папы не получилось.
Всхлипывает и через секунду уже ревет, прижавшись ко мне:
— Не умею, как папа… не умею…
— Научишься, — растерянно говорю, — папа обязательно научит.
Господи, почему меня никто не предупредил, что бывшие мужья могут завоевать любовь трехлетки фонтанчиком при водных процедурах? Это так одновременно возмутительно и мило, что я не понимаю, чего хочу. Утопить Германа или попросить, чтобы он и меня научил запускать фонтанчики.
— Сегодня научит?
Глава 12. В твоем стиле
— Он, наверное, скоро женится, — шепчу я, вцепившись в кружку с горячим ромашковым чаем.
Мама у холодильника оглядывается и вскидывает бровь:
— Кто?
— Ты же поняла, мам, — бурчу я и отвожу взгляд.
— Герман?
— Да, блин, — сердито смотрю на маму. — Я сегодня познакомилась с его подружкой. Молодуха.
— Да ты будто старуха.
— Но буду постарше это девочки с косичкой, — Цежу сквозь зубы.
— Ты пей чай, — мама закрывает холодильник и возвращается за стол. — Вот козел.
— Ой, мам, прекрати. Мне не это надо, — отставляю кружку и подпираю лоб ладонью. — А что надо?
Выдыхаю, поднимаю взгляд и кусаю губы.
Мама по моей твердой просьбе не лезла в наши отношения и папу всеми силами старалась сдерживать. Они не водили вокруг меня хороводы с охами и ахами, жалостью, советами и оскорблениями в сторону непутевого зятя.
Я их попросила об этом, потому что я ведь сильная и гордая, и сама могу справиться с делами сердечными.
— Я не знаю, мам, — едва слышно отвечаю я. — Не знаю.
Мама протягивает руку и сжимает мою ладонь. Я не плакала при ней, не скулила, но она все равно знает, что я все еще люблю
