пыталась правильно сформулировать свои мысли. – Вот – я знаю, как должны происходить события, если я не буду в них вмешиваться. Вернее, как бы они происходили без моего вмешательства. И не вижу картинки, как говорила, а просто знаю.
Я умолкла, кляня свое косноязычие. Но вроде бы, меня поняли. Миссис Лавгуд задумчиво кивала.
– Когда я объяснял вам, я не знал, как правильно описать свои знания. – Продолжила я. – Сказала про картинки, потому что это было более… понятно.
– Видимо, так проявилась грань дара. – Задумчиво произнесла тетушка, переводя взгляд на Пандору.
– Да, теперь все сходится. – Миссис Лавгуд кивнула. Мюриэль, ты позаботишься о защите?
– О какой защите? – Я с любопытством уставилась на тетушку.
– На чистых малефиков, как и на пророков или прорицателей, очень отрицательно действует легилименция. Как и окклюменция. Вплоть до разрушения дара. Поэтому ты должен постоянно носить соответствующие артефакты и ни в коем случае не изучать эти дисциплины.
Я открыла рот и молча закрыла. Только этого не хватало!
– Рональд?
– Я точно знаю, в Хогвартсе легилименцией не брезгует профессор Снейп и директор Дамблдор. – Медленно произнесла я. – Причем, не сильно интересуясь мнением студентов. Может, еще кто… И, если это для меня так опасно, то что же делать?
– Предлагаю зарегистрировать тебя, как прорицателя. Такой список есть в Отделе Тайн, есть и соответствующий отдел, занимающийся вопросами прорицания. Тогда в школу придет специальное предупреждение, с которым директор ознакомит и учителей. И двойной круг артефактов, защитных и сигнальных. Плюс зеркалка. Чтобы при любой попытке тебя считать об этом пожалели очень быстро… И навсегда.
– Спасибо, миссис Лавгуд. – Я не совсем понимала, о чем идет речь, но звучало это достаточно привлекательно.
– Я пока дам тебе стандартную защиту. – Мюриэль подозвала домовушку и что-то тихо ей сказала. Еще через минуту она подавала тетушке небольшую шкатулку.
В общем, мне нацепили серьгу и кольцо, причем серьга сама проколола ухо, стоило только тетушке мысленно скомандовать. Правда, больно не было. Больше всего я радовалась кольцу, определяющему всевозможные примеси в еде. Больше близнецы не смогут скормить мне какую-нибудь гадость! Артефакты становились невидимыми после мысленной команды, поэтому разоблачение мне не грозило. Просто здорово!
Миссис Лавгуд откланялась, пообещав сообщить о результате беседы с мистером Джонсом, а тетушка Мюриэль поманила меня за собой. Едва мы прошли коридором и оказались в следующей комнате, как у меня перехватило дыхание. Это был настоящий рай! Книги, книги, книги… Множество шкафов, заполненных книгами. И это домашняя библиотека?!
Тетушке явно доставил удовольствие мой восторг.
– Я всю жизнь собирала книги… Плюс тут много книг из семейной библиотеки Пруэттов. Тебе нравится?
– Я в восторге! А почему библиотека Пруэттов хранится у вас?
– Потому что именно мне ее доверил Теодор Пруэтт, отец Дориана и Игнатуса. Он был моим братом и знал, что я сохраню ее для потомков… Мы с ним обожали старинные книги… – Тетушка Мюриэль тяжко вздохнула. – Ликси, принеси свиток из восьмого шкафа, с самой верхней полки.
Мы подошли к массивному письменному столу. Домовушка с поклоном передала тетушке свиток.
– Держи. – Пергамент передали мне. ¬– Это писала Астория Пруэтт о своем даре.
Я с благоговением положила свиток на стол и аккуратно его развернула. Глаза пробежались по аккуратным строчкам:
<i>Дар чистого малефика стал для меня серьезным испытанием. Мои предшественницы не оставили после себя ничего, что могло бы мне помочь, и поэтому я пишу для тебя, моя неизвестная правнучка. Возможно, написанное мной поможет тебе или предостережет от ошибки.
Я всю мою жизнь изучала мой дар, но узнала очень мало. Возможно, ты захочешь продолжить мои исследования и оставишь нашим общим потомкам гораздо более подробные инструкции. Я желаю тебе удачи и терпения.</i>
Я на мгновение оторвалась от чтения, бросив взгляд на Мюриэль. Она смотрела куда-то вдаль.
<i>Дар наш проявляется у девочек, родившихся шестыми в семье. Неизвестно, связано ли сие с женским воспитанием или характера чертой, но мужчины даром никогда не владели.
Проявляться дар начинает, когда магия детская пробуждается, и инстинктивно дитя его первое время использует и только во благо. И ежели в дальнейшем предать себя и осознанно пожелать зла, переродится дар и из чистоты станет тьмой, станет нести зло любому, разрушая душу одаренной. Ибо нет защиты от чистого дара, пройдет он любую защиту.
Но и великое благо чистый дар есть. Ибо увидишь ты тьму на человеке, на вещи ли. И стоит тебе от всего сердца пожелать, очистится тьма. Но гони от себя чувства, что ведут во тьму, ибо чтобы разрушать тьму, в тебе должен гореть свет.
Избегай чародеев, что могут разум читать, ибо разрушат они твой дар. Но и разрушающийся дар уничтожит осмелившегося на такое, и вечное проклятие ляжет на род содеявшего сие.
Помни, что твой дар имеет грань, способность, похожую на другой дар. Обращайся к грани как можно чаще, ибо именно грань указывает тебе правильный путь. Ежели не нашла ты свою грань, учись смотреть в себя, и когда-нибудь узнаешь ее.
С надеждой, что сие окажется тебе полезным, Астория Моргана Пруэтт.</i>
Отложив свиток, я задумалась. Большинство сказанного было понятно, некоторые моменты вызывали сомнения. Что-то вроде краткой инструкции. Единственное, что меня волновало, это наличие некой «грани», и требование прислушиваться к ней. Понятно, что тетушка посчитала такой гранью мои знания о будущем. Но ведь это наверняка что-то другое. Придется с этим как-то разбираться. Наверняка, смотреть в себя – это похоже на медитацию или что-то наподобие.
Потом мы с тетушкой опять пили чай, на этот раз без этикетных издевательств, и обсуждали, как быть дальше. Хотя она мне не тетушка, а… Я задумалась, считая поколения. Молли она действительно тетушка, через поколение, а мне… двоюродная прабабушка? Странно, но в английском это звучит одинаково. Так что пусть будет просто тетушка.
Впервые я задумалась, что говорю на английском, как на родном, а думаю попеременно то на английском, то на русском. На первом, когда с кем-то разговариваю, а на втором, когда о чем-то думаю. Вот, например, родись Рон девочкой, он унаследовал бы дар. А мальчику ничего не светило. Пока не заполучил вполне женскую душу. А если я стану думать о себе, как мальчике, сохранится ли дар? Думаю, вряд ли. Эх, быть мне девчонкой в теле парня. Проживу долгую и одинокую жизнь, потому что никогда не смогу влюбится ни
