садиться. Он шагал от главного входа к выходу на улицу Орвието и возвращался к исходной точке.
Время от времени он приказывал:
– Господин управляющий, пусть следят за кухнями, убежать можно и через них… Господин управляющий, скажите вашей барышне на телефоне, чтобы она не соединяла ни одного человека из отеля, кто пожелал бы позвонить в город. Если же кому-то позвонят из города, то пусть она соединит с требуемой персоной, но обязательно запишет имя этой персоны. Господин управляющий, велите составить список ваших клиентов, чье имя начинается с буквы Л или М.
Все это он говорил громко, словно генерал армии, отдающий своим поручикам приказы, от которых зависит исход битвы.
А это действительно была битва, страшная и беспощадная битва, которая разворачивалась в элегантной обстановке роскошного парижского отеля между могущественным персонажем, коим является начальник Уголовной полиции, и той таинственной личностью, преследуемой, загнанной, уже почти схваченной, но столь чудовищно коварной и жестокой.
Ужас сковывал зрителей, собравшихся посреди холла, молчаливых и трепещущих, вздрагивающих от страха при малейшем шорохе, одержимых жутким образом убийцы. Где он скрывался? И появится ли? А нет ли его среди них?.. Может, этот?.. Или тот?..
Нервы были до того напряжены, что в порыве возмущения люди могли бы сломать двери и выбраться на улицу, если бы здесь не было главного распорядителя, в самом его присутствии было что-то обнадеживающее и успокаивающее. Они чувствовали себя в безопасности, словно пассажиры некоего судна, которым управляет отличный капитан.
И все взоры были обращены к этому старому господину в очках, с седыми волосами, в оливкового цвета рединготе с каштанового оттенка шарфом, господину с согбенной спиной и дрожащими ногами.
Время от времени прибегал посланный Гурелем парень, один из тех, кто выполнял указания инспектора.
– Есть новости? – спрашивал господин Ленорман.
– Никаких, господин начальник, ничего не обнаружено.
Дважды управляющий пытался ослабить предписание. Ситуация складывалась невыносимая. В администрации протестовали несколько путешественников, из тех, кто собирался уезжать, или чьи дела не терпели отлагательств.
– Мне плевать, – повторял господин Ленорман.
– Но я знаю этих людей.
– Тем лучше для вас.
– Вы превышаете свои полномочия.
– Я знаю.
– Вас станут обвинять.
– Я в этом уверен.
– Да вот и сам следователь…
– Пусть господин Формери оставит меня в покое! Ему лучше допрашивать прислугу, чем он сейчас и занимается. А остальное – не дело следствия. Остальное дело полиции. Мое дело.
В эту минуту в отель проник целый отряд полицейских. Начальник Уголовной полиции разделил их на несколько групп и отправил на четвертый этаж, а потом обратился к комиссару:
– Уважаемый комиссар, поручаю вам наблюдение. Заклинаю вас, ни малейшей поблажки! Я беру на себя ответственность за все, что случится.
И, направившись к лифту, он велел доставить себя на третий этаж.
Работа была не из легких. Она оказалась долгой, ибо требовалось открыть двери шестидесяти номеров, осмотреть все ванные комнаты, все альковы, все шкафы, все закоулки. К тому же она оказалась безрезультатной. По прошествии часа, к полудню господин Ленорман едва покончил с третьим этажом, остальные полицейские продолжали осмотр верхних этажей, но так ничего и не обнаружили.
Господин Ленорман засомневался: не поднялся ли убийца к мансардам?
Однако он собирался спуститься, когда ему сообщили, что прибыла госпожа Кессельбах со своей компаньонкой. Эдвард, старый доверенный слуга, согласился взять на себя задачу сообщить ей о смерти господина Кессельбаха.
Господин Ленорман нашел ее в одной из гостиных, подавленную, без слез, но с лицом, искаженным болью, дрожавшую всем телом, словно ее сотрясала лихорадка.
Это была довольно высокая женщина, темноволосая, ее черные глаза необычайной красоты отливали золотом, были пронизаны золотистыми точечками, похожими на блестки, которые сияют в темноте. Муж познакомился с ней в Голландии, она была родом из старинной семьи испанского происхождения: Амонти. Он сразу же влюбился в нее, и за четыре года их согласие, сотканное из нежности и преданности, ни разу не нарушалось.
Господин Ленорман представился. Она взглянула на него, не ответив, и он умолк, поскольку в своем оцепенении она, казалось, не понимала, что он говорит.
Потом вдруг она разрыдалась и попросила, чтобы ее проводили к мужу.
В холле господин Ленорман встретил Гуреля, тот как раз искал его и поспешно протянул ему шляпу, которую держал в руках.
– Патрон, я подобрал это… Никаких сомнений относительно происхождения, а?
Это была мягкая шляпа, черный фетр. Внутри ни подкладки, ни этикетки.
– Где ты ее подобрал?
– На площадке служебной лестницы, на третьем.
– На других этажах ничего?
– Ничего. Мы все обыскали. Остался только второй. И эта шляпа доказывает, что мужчина спустился туда. Мы у цели, патрон.
– Думаю, да.
Внизу, у лестницы, господин Ленорман остановился.
– Ступай к комиссару и передай ему указание: по два человека внизу у каждой из четырех лестниц, и с револьвером в руках. Если надо, пусть стреляют. Пойми одно, Гурель, если Шапмана не удастся спасти, а тип сбежал, я потеряю место. Вот уже два часа я занимаюсь ерундой.
Он поднялся по лестнице и на втором этаже встретил двух полицейских, выходивших из какой-то комнаты, их сопровождал служащий.
В коридоре было пусто. Персонал отеля не решался туда входить, а некоторые постояльцы заперлись на два оборота в своих комнатах, так что приходилось долго стучать и называть себя, прежде чем дверь открывалась.
Чуть дальше господин Ленорман увидел группу полицейских, которые осматривали служебное помещение, а в конце длинного коридора заметил еще и других, они появились из-за угла, то есть из комнат, выходивших на улицу Жюде.
Внезапно он услышал их возгласы, полицейские бросились бежать. Он тоже заспешил.
Полицейские остановились посреди коридора. У их ног, преграждая путь, лицом в ковер лежало тело.
Господин Ленорман, наклонившись, коснулся безжизненной головы.
– Шапман мертв, – прошептал он.
Господин Ленорман осмотрел тело. Белый шелковый шарф стягивал шею. Он развязал его. Появились красные пятна – шарф удерживал на шее толстый ватный тампон, пропитанный кровью.
И на сей раз была все та же ранка, явственная, отчетливая, безжалостная.
Тотчас предупрежденные, прибежали господин Формери и комиссар.
– Никто не выходил? – спросил начальник полиции. – Никаких сигналов?
– Ничего, – ответил комиссар. – Два человека стоят на посту внизу у каждой лестницы.
– Может, он снова поднялся? – предположил господин Формери.
– Нет!.. Нет!..
– Однако иначе его бы встретили.
– Нет… Все это сделано уже давно. Руки совсем холодные. Убийство совершено сразу после того, другого… в тот момент, когда оба мужчины пришли сюда по служебной лестнице.
– Но тогда увидели бы труп! Подумайте сами, за два часа здесь прошло человек пятьдесят…
– Труп находился не здесь.
– В таком случае
