свисает с края кровати, и одной рукой сжимаю твою шею. Ты задыхаешься. Медленно выхожу из тебя, а когда снова толкаюсь, делаю это изо всех сил, до упора.
— О, проклятье! — шепчешь ты, а потом добавляешь: — Я так сильно тебя ненавижу!
Я тихо смеюсь. Засовываю большой палец между твоих губ, и ты кусаешь его. Потому что ты маленькая сучка, которая нуждается именно в этом.
— Так что же ты не будешь делать? — в моем голосе нет страсти, но он становится тверже, как и я в тебе.
— Я уезжаю в Нью-Йорк, Мейсон, и ты ничего не можешь с этим поделать! — ты взрываешься. Несмотря на то, что близился к оргазму, я резко выхожу из тебя.
— Что? — я прячу свой член обратно. Потому что мне это не нужно, Эмилия. Речь идет об импульсе, а не об оргазме.
Ты, тяжело дыша, опираешься на локти, а волосы прилипают к обнаженным рукам.
— Я уеду, Мейсон, — серьезно говоришь ты. Ненавижу то, как решительно ты на меня смотришь. Как будто у тебя есть свобода выбирать, что делать. — Как ты думаешь, Эмилия, кто ты такая, чтобы перечить мне?
Но ты еще не закончила. Ты продолжаешь говорить, и мне это нравится еще меньше.
— Я должна уехать ради Райли, ради его чувств, ради себя. С тобой мне плохо. Мне нужен воздух, чтобы дышать. — Я близок к тому, Эмилия, чтобы забрать у тебя последнюю каплю воздуха. Тебе удается лишь вскрикнуть, когда я бросаюсь на тебя, сажусь сверху и одной рукой сжимаю твою шею.
Бл*дь!
— Ты прекрасно знаешь, что никогда не должна делать меня агрессивным, Эмилия. Я не могу себя контролировать, даже ты это знаешь! Сейчас ты пробуждаешь во мне чудовище. Не я. Зачем ты это делаешь? Неужели ты до сих пор ничему не научилась?
Ты смотришь на меня огромными глазами и не двигаешься, твоя шея такая хрупкая под моей ладонью. Ты лихорадочно хватаешь ртом воздух, и было бы так легко заставить тебя вовсе не дышать.
— Мейсон… ты делаешь мне… больно… — с трудом выговариваешь ты.
— Ну да, конечно. С чего ты взяла, что можешь принять это решение, не спросив меня заранее? — я знаю, что ты видишь в моих глазах, Эмилия. Это чистое безумие. Я знаю, что сейчас я больше тень, чем свет, и что мой голос не похож на собственный. Я знаю, что моя хватка слишком жесткая, и знаю, что ты понимаешь, что я сейчас абсолютно неуправляемый и что теперь тебе нужно быть очень осторожной.
Ты ведь знаешь меня, Эмилия, не так ли?
Поэтому ты поднимаешь дрожащие руки и кладешь их на мои щеки. Смотришь прямо мне в глаза.
— Мейсон, пожалуйста… — судорожно шепчешь ты, и по твоей щеке скатывается слеза. Я глубоко дышу через нос. — Пожалуйста, успокойся! — я закрываю глаза. — Это я. Все еще я. — я сосредотачиваюсь только на твоем голосе. Боже, ты меня ненавидишь. — Отпусти меня! — твои руки опускаются с моего лица, когда моя хватка ослабевает.
— Беги, пока я тебя не убил, Эмилия! — выдавливаю я, прежде чем слезть с тебя и отпустить. Но не знаю, навсегда ли это.
6. Пошла ты, Эмилия
Мейсон
Ты так торопишься, что даже не закрываешь за собой дверь.
Как только ты покидаешь мою квартиру, я кричу:
— Тебе нужен воздух, чтобы дышать? Со мной тебе плохо? Пошла ты, Эмилия! — хватаю бейсбольную биту, лежащую под моей кроватью, и швыряю ее в телевизор, который с грохотом падает. Мисси, как раз собиравшаяся подойти ко мне, скуля, убегает наверх. Даже она знает, когда не стоит нарываться, Эмилия. Затем я разбиваю битой окно, и стекло рассыпается на тысячу звенящих осколков. Я так зол и в то же время так рад, что ты ушла.
Я убью его, Эмилия.
С меня достаточно.
Ты принадлежишь мне.
Ты принадлежала мне с первого дня.
Я не делюсь, особенно с этим маленьким выродком.
С бейсбольной битой в руке я надеваю кроссовки и сваливаю.
Я ненавижу, когда ты меня отвергаешь. Когда предпочитаешь его мне. За последнее время ты очень часто это делала, Эмилия!
Выхожу наверх, а оттуда в сад. Как только хочу подойти к своей машине, меня сбивают с ног.
— Неважно, что ты там запланировал, ты не будешь этого делать, Мейсон! — мое лицо прижато к земле, вкус которой я ощущаю на языке, и твердое колено отца вдавлено мне в спину.
Блин, опять.
Бейсбольная бита выпадает из моей руки.
— Отпусти меня! — рычу я. Сейчас я под таким адреналином, что убил бы и его, потому что он стоит у меня на пути. Вместо того чтобы успокоиться, пытаюсь сбросить его со своей спины.
— Ты неуправляем, — говорит он. — И поэтому никогда не сможешь контролировать ее! — это заставляет меня резко застыть, и я слушаю его, в то время как он все еще держит меня в своей хватке. Он часто так делал, потому что еще с детства у меня регулярно случаются такие вспышки.
— Ты. Должен. Научиться. Контролировать. Себя! Иначе это разрушит тебя! И все, что тебя окружает. Ты хочешь уничтожить ее, Мейсон?
— Сейчас — да! Отпусти меня! Я не нуждаюсь в сраном контроле, я не ты!
— Нет, ты гораздо хуже, и это уже о чем-то говорит. — Я молчу, потому что не знаю, что имеет в виду мой отец. У него ведь с мамой ванильные отношения, и он никогда не повышает голос. Кроме того, он никогда бы не прикоснулся к ней, если бы она того не хотела. Для этого у него слишком маленькие яйца.
— А теперь соберись! — он рывком поднимает меня на ноги и смотрит мне в глаза. Я яростно смотрю на него в ответ.
— Ты до сих пор не успокоился, да? — раздраженно спрашивает он.
— Я в ярости и сейчас убью его! — снова делаю попытку вырваться, но отец быстрее. Прижав предплечье к моей шее, он прижимает меня к стене дома с такой силой, что я задыхаюсь. Теперь я знаю, как ты себя чувствовала, Эмилия. Не очень-то приятно быть задушенным.
— Если я узнаю, что хоть одна волосинка упала с его головы, я убью тебя. И поверь мне: я могу это сделать и сделаю! И поверь мне еще в одном: я узнаю это еще до того, как ты это сделаешь! — он резко отстраняется и делает два шага назад.
— Бл*дь! — рычу я, отойдя от него, вцепившись руками в волосы. Дерьмо, я
