вы сейчас. – Я указал на усыпанный бриллиантами чокер на ее шее.
– Виски вполне подойдет. – Она обернулась к Сандешу: – Ек чота пег[17].
– И один для меня, Сандеш, – добавил я. – Но для меня сделай бурра[18]. А тебе, Несокрушим?
– Пожалуй, нет, – ответил он, все еще околачиваясь возле двери.
Сандеш кивнул и направился к шкафчику с напитками.
– Тихий вечер вдвоем? – поинтересовалась Энни, обмахиваясь газетой, которую прихватила с кофейного столика.
– Так точно, мисс Грант, – подтвердил я. – Матушка Несокрушима хотела устроить ему сегодня свидание с какой-то барышней, но наш мальчик не расположен пока остепеняться. И он ответил родным, что никак не может, потому что я заставляю его день и ночь работать над новым делом.
Несокрушим криво усмехнулся.
– В итоге мы сидим тихо как мышки.
– Представляешь, что с тобой сделает матушка, услышав, что ты называешь ее сына Несокрушим? – фыркнула она. – Бога ради, Сэм. Ты мог хотя бы попытаться произнести это правильно.
Мы с Несокрушимом переглянулись.
– Ну, если ему не нравится это имя, думаю, я всегда смогу называть его Банти.
– Как? – озадаченно переспросила Энни.
Сержант покраснел.
– Несокрушим звучит нормально, – торопливо проговорил он.
Сандеш принес выпивку и тихо удалился, по пути нажав на кнопку выключателя, который привел в действие вентилятор на потолке.
– Итак, мисс Грант, – сказал я, – как видите, мы с Банти очень заняты. Можем мы быть вам чем-нибудь полезны или вы просто заскочили насладиться искрометной беседой?
Она сделала глоток виски, на этот раз заметно более щедрый:
– Вообще-то я зашла попросить тебя прекратить вмешиваться в мои дела.
Я изобразил на лице невинность, достойную лика святого Франциска Ассизского.
– Боюсь, вам придется объясниться, мисс Грант, поскольку я понятия не имею, что вы имеете в виду.
Не похоже, что я ее убедил.
– То есть ты не говорил обо мне с мистером Пилом?
– С кем?
– С Чарльзом Пилом, стряпчим.
– Это имя мне ни о чем не говорит, – пожал я плечами.
– А вот он, похоже, знает тебя, Сэм.
– Старикан с большим носом? – уточнил я, как будто меня только что осенило. – Вот сейчас, когда ты сказала, я припоминаю, что, кажется, встречался с ним однажды в Калькутта-клубе. Приятный парень, да, – если такие в твоем вкусе.
– Он сказал, ты наплел ему всяких небылиц про меня. И вроде бы не однажды прозвучала фраза «подозрение в соучастии в убийстве».
Я озадаченно надул щеки, почесал в затылке:
– Возмутительное обвинение. Я и болтал-то с ним минут пять всего.
– Но за это время умудрился замарать мою репутацию? Как вообще всплыло мое имя?
– Он сказал, что знаком с тобой.
– Да неужели? – Она скрестила руки на груди. – Он сказал, тебе было известно, что он несколько раз приглашал меня пообедать. Ты что, шпионишь за мной, Сэм?
– Конечно, нет, – возмутился я. – Думаю, это мне Несокрушим рассказал. Он знает обо всем, что происходит в Калькутте.
Чистая ложь. Несокрушим понятия не имел о том, что творится в борделе по соседству, не говоря уже об остальном городе. Правда состояла в том, что у меня повсюду есть платные осведомители, от рикша-валл до хозяев лавок. И привратник в «Грейт Истерн отель» как раз один из них.
– С вашего позволения, мэм, – пробормотал Несокрушим. – Мне действительно надо идти.
И исчез с неуместной, почти предательской поспешностью.
– Итак, старина Чарли Пил запал на тебя, да?
– Не понимаю, с какой стати это должно вас интересовать, капитан Уиндем, – парировала она.
– И не интересует, – согласился я. – Но если хочешь знать мое мнение, он же лет на пятнадцать старше тебя. Сколько ему, сорок?
Кажется, я заметил тень улыбки на ее лице.
– Он сказал, что тридцать пять.
Чарли Пил даже больший лжец, чем я.
– И ты ему поверила? Могу попросить Несокрушима проверить, если хочешь.
– В этом нет необходимости, Сэм, – сказала она, потягивая виски.
Пора перехватить инициативу.
– Но зачем ты ходишь на свидания с таким занудой? Я видал трупы, которые были живей, чем он. Поговорил с ним жалких пять минут и прямо физически почувствовал, как старею. Продолжай встречаться с ним – и сама не заметишь, как превратишься в шестидесятилетнюю старуху.
– То есть ты оказал мне услугу, запятнав мою репутацию, так?
– Я же сказал, ничего такого я не делал… Но если хочешь…
Она помолчала, затем приподняла свой стакан:
– Не хочешь предложить мне еще?
Я направился к шкафу.
– Есть еще одна причина моего появления, – сказала она, пока я наполнял стакан.
– И в чем она? – спросил я, не оборачиваясь.
– Ади Сай.
Я повернулся, изо всех сил изображая невозмутимость.
– Что тебе о нем известно?
– Я слышала, его застрелили сегодня. И что ты был рядом, когда это случилось.
– Откуда ты знаешь? – Я вручил ей виски.
– Да брось, Сэм. Ты думаешь, только Несокрушим в курсе того, что творится в городе? У меня есть связи в редакции «Стейтсмен». В завтрашнем номере напечатают портрет убийцы.
– Так ты пришла убедиться, что я не пострадал? Я тронут.
– Нет, – отрезала она. – Я пришла узнать, что произошло. Ади был моим другом. Мы познакомились в прошлом году. С тех пор я несколько раз встречалась с ним и членами его семьи.
Принц был, возможно, другом Энни – это вовсе не то, что мне хотелось услышать.
– Ты ведь знаешь, я не могу тебе ничего рассказать.
– Можешь хотя бы сказать, когда будут похороны.
– Зачем?
– Потому что я хочу присутствовать.
Я покачал головой.
– Похороны будут не в Калькутте. Знаю лишь, что тело должны вернуть в Самбалпур как можно скорее.
Она не стала задерживаться. Допила свой виски и ушла, чмокнув меня в щеку на прощанье. Я закрыл за ней дверь и медленно выдохнул.
Пять
Ночью я ворочался без сна, меня лихорадило.
В голове все плыло в мутном тумане. Глаза слезились, из носа текло, но хуже всего постоянная пульсация в висках, нескончаемая барабанная дробь боли.
Сторонний наблюдатель решил бы, что я слег с простудой, но посвященный сразу догадался бы, в чем дело. Это были первые симптомы опиумной абстиненции.
Следует уточнить: у меня нет зависимости, попросту говоря, я не опиумный наркоман. В самом этом слове слышно злобное осуждение, и я никогда не примерял его на себя. Я употребляю в сугубо медицинских целях.
Говорят, к опиуму, если соблюдать умеренность, трудно привыкнуть. Именно по этой причине я после войны остановил свой выбор на нем. И когда у меня впервые случилась ломка, я был потрясен. Справедливости ради, примерно за неделю симптомы утихли, голова прояснилась, и я смог вернуться к нормальной жизни. По этой причине, несмотря на неприятные последствия,
