— Не обязательно, повелитель. — Ржавый покачал головой. — Даже если они и устроят поход, на южных кочевьях у наших границ это практически никак не скажется, так что мы спокойно можем не учитывать зимнолесцев в своих планах.
— К тому же, — добавил Михил из Гаги, — этот их «большой поход» едва ли соберет более двух-трех тысяч витязей.
— Это что ж так плохо-то? — подивился я.
— А где они больше наберут-то? Земли Зимнолесья обширны, но лесисты и заселены слабо. Даже Талдом, величайший и богатейший из их городов, вдвое, если не более, уступает в размерах Аарте. Пятьдесят-семьдесят дружинников у князя считается нормой. Ерхо-Рэймо, правда, похвалялся трехтысячным конным войском, но вряд ли он оставит свой удел без защиты, а, значит, с ним пойдет не более чем пять сотен бойцов.
— Ну не союзник, а сплошные слезы. — покривился я. — Ладно, дальше что было? Куда одну лузорию подевал?
— Недооценил хитрость и жадность заков, повелитель, обратно спускался не по Тара а тем же путем. — вздохнул Морской воевода. — Несколько буюруков из тех, что кочуют у порогов, стакнулись между собой, и посадили засаду — ждать нашего возвращения. Едва мы разгрузили товары и начали перетаскивать лузории по берегу, как эти песьи отрыжки атаковали. На счастье дозорные вовремя успели их заметить и подняли тревогу. Тогда Нвард взял всех абордажников и принял закскую лаву на копья, оставив гребцов работать на волоке. Врагов было изрядно больше, и хотя они и откатывались не менее трех раз, вскоре вновь бросались в атаку. Половина защитников полегла, из уцелевших многие были ранены, — все же льняные панцири, это не доспех и даже не кольчуга, — и я решился бросить один из кораблей, загрузив сколь возможно товаров на остальные. В этом бою и Нвард в плечо стрелу поймал. Перед этим, правда, моему неслуху успел дать прозвище, которое к нему теперь прилипло напрочь. Энгель порывался бросится в бой вместе с остальными, на что Нвард двинул ему в ухо и рявкнул «Лодку свою перетаскивай, мокроногий».
— Ну, если ноги мокрые, они, как правило, чистые. — произнес я. — Народу много полегло?
— Всего погибло за поход восемьдесят два бойца, еще семеро умерли от ран позже. Ну и трое от живота: больно уж в низовьях Яхромы вода илистая, от такой кровавый понос заполучить — это запросто.
— А вы что же, ее пили сырой? — спросил я.
— Ну так это же вода, государь, ее не пожаришь. — пожал плечами Михил.
— Да, в походах, если пешком, до трети войска от несвежей воды перемереть может. — кивнул Латмур. — Ну или если осада затянется. Одно спасенье, крепким вином воду разбавлять, и то не гарантия.
— Так… — я попытался собрать разбежавшиеся мысли обратно в кучу. — А кипятить вы ее не пробовали?
— А какой в том смысл, государь? — удивился Морской воевода.
— Действительно. — поддержал его командующий гвардией. — Воду сколько ни вари, нажористей она не станет.
Печалька — микробов на Мангала еще не изобрели, объяснить для чего нужно кипячение будет проблематичненько.
— Жар убивает ядовитые миазмы и многие яды. — ответил я. — Вода, которую вскипятили, подобна прижженной огнем ране — не гноится, не вызывает жар и лихорадку. Ну, если только в нее опять какую-то гадость не насыпать.
— Вы уверены в этом, повелитель? — совершенно непочтительно усомнился в моих словах Латмур Железная Рука. — Мне о таком слышать не доводилось никогда. Откуда вам это известно?
— Рыбы нашептали. — отрезал я. — Издайте-ка, братцы, указ по войскам — некипяченую воду пить, только если она родниковая и свежая. Ослушников нещадно карать.
— Это не вызовет удовольствия солдат. — заметил Ржавый.
— Зато они будут живы и здоровы.
И надобно будет еще Йожадату подкинуть идею о «нечистой воде» — он разные грехи страсть как выдумывать любит, вот и применим его религиозный фанатизм в мирных целях. И в военных тоже.
Я повернулся к Михилу из Гаги.
— Товара много закам оставили-то?
— Половину с брошенной лузории. — покривился князь. — Надеюсь, они из-за него друг друга перерезали.
— Ладно, что совсем без потерь обойдемся я и не расчитывал… — вот полностью разделяю надежды своего Морского воеводы касательно заков. — К выгрузке приступили?
— Уже практически закончили. — ответил Михил. — Экипажам не терпится побыстрее получить свою долю и ударится по кабакам и борделям.
Так, надо бы сообщить Штарпену, что сегодня в порту патрули надо удвоить, а лучше утроить.
* * *
Примас, ожидаемо, за идею ввести новую догму ухватился двумя руками — да какое там, еще и зубами вцепился.
— Нечестивая вода, ваше величество? — рассуждал он во время обеда. — Хм, возможно-возможно…
— Скорее порченая. — умерил его пыл я. — Друджи вечно норовят досадить роду человеческому и измышляют для этого всякую мерзость. Воду, например, портят, отчего случаются кровавый понос и прочие иные расстройства.
— М-м-м-, гимны «Не прикасайся к скверне» и «Огонь очищающий» ничуть тому не противоречат. — Йожадату начал впадать в задумчивость. — Но истинно ли такое положение дел?
— До определенной степени — да. На самом деле… Ты знаком с понятием «неделимая частица», которая настолько безмерно мала, что разглядеть ее не считается возможным?
— Как, повелитель, вы и с трудами Вайшешики из Ньяя знакомы?! — пораженно воскликнул Щума Золотой Язык.
— Поверхностно. — ответил я. — Однако, как есть мельчайшие, невидимые глазу частицы неживой материи, то это справедливо и для материи живой, не так ли? И столь же справедливо то, что далеко не все, что можно съесть, полезно.
— Яды, например. — промурлыкала Валисса и обвела присутствующих таким ласковым взглядом, что не менее половины приглашенных на обед заметно поежились.
— Яды по определению не могут быть полезны, они суть изобретение друджа Куберы, готовить которые он научил людей им же на погибель! — воскликнул примас.
— И эти твои слова, первосвященный, лишь подтверждают правоту нашего премудрого и просветленного государя. — вступил в беседу Шедад Хатикани. — Что мешает друджам сгонять болезнетворных зверей, не важно, различимы они на взгляд, или малы чрезмерно, и через то вредить потомкам Гайомарта[2]?
— Боги и святые, разумеется. — язвительно ответил Йожадату.
— Они, кроме Тата, не всемогущи и не всеведущи. — пожал плечами министр царского двора. — А
