Сэй Алек
ЦАРЬ-ДЕДУШКА
Зловредный старец
Памяти Анатолия Фёдоровича Спесивцева, человека в высшей степени замечательного, человека с большой буквы Ч посвящается.
Вечная тебе память, Толь Фёдорыч. Мы будем по тебе тосковать.
В себе уверен я вполне И светлый образ мне не нужен. Те, кто злословят обо мне, Пусть знают — я гораздо хуже.
* * *
Проснулся еще до свету, от громкого фырчащего мурлыканья возле кровати. Все ясно, Князь Мышкин опять чего-то наохотил и теперь притащил хвалиться и требовать вкусности за труды.
За прошедшие пару месяцев мохнурик изрядно вырос, потяжелел (на казенных-то харчах — немудрено!) и из игривого ласкового котенка превратился в сурового мышелова, грозу дворцовых подвалов. Правда от привычки дрыхнуть на коленях, завернувшись сам в себя, так и не отказался, равно как и от требования сначала погладить, а потом уже кормить.
— Ну, хвались уже, князь-союзник. — я с трудом, из-за больной, отлежанной за ночь спины, сел в постели и начал разжигать свечи от теплящегося в плошке с маслом огонька. — Как прошел набег на владения немирных мышей?
Мышкин положил передние лапы на край кровати, высунул голову так, чтобы видны были только глаза, а затем запустил когти в простыню и с явным трудом забрался, таща в зубах здоровенного, как бы не с него самого размером, крысюка. Затем, положив добычу и не переставая мурлыкать, подошел и ткнулся головой в бок.
— Малой, да ты совсем озверел — он же тебя сам придушить мог. — погладил звереныша я.
Котейко, в ответ на ласку, залез мне на ноги, немного поуминал их передними лапами, а затем сел между икрами и требовательно поглядел прямо в глаза.
— Знаю-знаю, заслужил. — рассмеялся я и, взяв с прикроватной тумбочки колокольчик, вызвал дежурного слугу.
Я вот иногда сомневаюсь, мы ли это, люди, приручили кошек? Может как раз наоборот?
Покуда Князь Мышкин трескал что-то особо лакомое, а я брился, приперся моего величества личный секретарь с ежедневным утренним докладом. Кастеляна-распорядителя Ежиного Гнезда, князя Папка, я на каждый мой чих бежать сломя голову отучил, а вот разобрать с утречка бумаги с братом Люкавой мне сам Солнце велел — все одно потом оба в дворцовую часовню на утренний молебен пойдем, так чего время терять?
— Ну-с, что у нас плохого? — поприветствовал я своего бывшего собрата по Обители Святого Солнца. — Проходи, присаживайся.
— Доброго утра, ваше величество. — Люкава отвесил церемонный, строго по этикету, поклон, сел за столик напротив меня и раскрыл папку с документами. — С плохим сегодня не густо. Князь Латмур Железная Рука подал прошение об отставке и просит дозволить ему оставить пост капитана Блистательных и удалиться в Девять Столбов.
— Опять? Я что-то уже со счета сбился, который уже раз. Пятый?
— Седьмой, государь. — ответил Люкава.
— Надо бы с ним серьезно поговорить, а то все ему неймется. — я вздохнул и покачал головой. — Вот в чем капитану себя-то винить?
— Князь считает, что действия его побратима бросают тень и на него. — флегматично отозвался мой секретарь. — Многие, уверен, полагают так же.
— Главное что совершенно иначе полагаю я! Удумал мне тоже — в отставку. А гвардию на кого оставит? Пригласи его ко мне после завтрака — буду в ум приводить. — я фыркнул. — Дальше что?
— На рейде встали лузории, ходившие в Зимнолесье — из десяти кораблей вернулось девять. Морской воевода прислал человека на шлюпке, сообщил что войдет в порт с утренним приливом.
— Ну, то есть аккурат сейчас. — кивнул я. — Дополнительный повод дать Ржавому по башке — у него сын из похода возвратился, а он в имение намыливается удрать. Михила тоже пригласи на после завтрака, хочу сразу отчет о походе послушать. Ну и о прибылях, конечно — я богатство всякое очень даже люблю и уважаю… Еще что?
— Вечером в столицу прибыл Лексик Баратиани, так что можно созывать совет князей.
С тех пор как его теща заняла при моей невестке должность первой статс-дамы — касри-байан если быть точным в терминах, — владетельный князь Баратиана умотал к себе в домен со всей возможной скоростью и носа больше в Аатру не казал. Только обязанность присутствовать на Совете лично вынудила бедолагу вновь явиться пред светлы очи Шоки Юльчанской, о чем, уверен, он уже к утру горько жалеет.
Ну и пред мои заодно, причем прибыл самым распоследним, хотя ехать к нам от Баратура — это вообще ни о чем. Две песни по-китайски.
— Разошли владетельным приглашения на завтра, в полдень сядем в заседание. И, это, подыщи князю Лексику какое-то якобы от меня срочное поручение, пока его теща не затиранила напрочь.
— Сделаем. — Люкава отметил себе что-то в записульнике.
Обсудив прочие вопросы и уточнив мой распорядок на сегодняшний день отправились на заутреню, век бы ее не видать. Хорошо моему семейству, они лица светские, лишний часик себе позволить поспать могут, не то что я, государь-инок, мать-мать-мать…
Завтракали всем семейством. Это у меня теперь единственная возможность побыть с родней в неформальной обстановке: днем у всех дела, обеды у царя тоже сугубо деловые, где окромя близких еще куча разных полезных или просто интересных людей под чавканье государственные вопросы обсуждает, а к концу дня мне уже просто ни до кого — вечеряю с Князем Мышкиным на пару, попутно чего-нибудь из фондов дворцовой библиотеки листая и ни малейшего желания общаться хоть с кем-то не имея.
Зачастую все же приходится…
— Дедушка, я хотел бы попросить вас на следующей неделе посетить одеон. — произнес Утмир, вооружаясь вилкой.
Чуть потупился и добавил:
— Во вторник ставят мою пьесу. Я надеялся, что вам будет это интересно.
Мальчик, за то время что оправлялся от ранения, сильно изменился, и это я не о плохо сросшихся ребрах, из-за чего у него
