от нее, не обладаю такой выдержкой и учтивостью, поэтому ору ей вслед:
— Ну и пусть выгоняет! Хоть домой вернусь!
Сняв туфлю, я швыряю ее через всю комнату. Только с меткостью у меня не очень, и туфля шлепается на маленький столик рядом с дверью и задевает незажженную лампу. Вскрикнув, я бросаюсь вперед и успеваю подхватить стеклянный колпак-конус, чтобы он не упал, не разбился вдребезги об пол и из горелки не вылилось масло, которое может вспыхнуть от малейшей искорки.
Прислонившись к стене, я выдыхаю от облегчения.
Я совершенно уверена, что на острове Норт-Бразер меня ждет верная гибель, но хотелось бы, чтобы это случилось не по моей вине. И уж точно я не хочу погибнуть в пожаре. После того как на моих глазах сгорел пароход «Генерал Слокам», огонь навсегда закрепился в моем Списке немыслимых страхов.
Вспомнив о списке, я вдруг понимаю, как колокольчик очутился в моем чемодане. Я отхожу от стены, чтобы пройти по комнате, но замираю как вкопанная: откуда-то слышится тонкий свист. Я медленно поворачиваюсь вокруг своей оси, осматривая комнату, и взгляд снова падает на лампу. Мне кажется странным, что в комнате так светло, хотя лампа не зажжена. Я перевожу взгляд на стену и… обмираю от ужаса.
Из стены рядом с дверью, примерно на фут выше меня, торчит маленькая металлическая конусообразная трубка с крохотным рычажком. Свист, который резко прекратился, доносился из самого ее нутра.
Я пячусь, сердце у меня заходится, затем поднимаю голову и, щурясь от яркого света, только сейчас замечаю огромную позолоченную люстру, свисающую с потолка. У нее три витые лапы, на каждой из которых висят абажуры матового стекла. Я буквально вижу электричество. Слышу, как оно гудит внутри лампочек, таких ярких, что смотреть больно.
Я разеваю рот и хочу позвать маму, но в последнюю секунду вспоминаю, что мы поругались. Вместо этого хватаю с кровати чемодан и бегу в дальний угол комнаты. Если электричество выскочит из стеклянных шариков, доберется ли оно до меня здесь? Мне отчаянно хочется выключить свет, чтобы стало безопасно, но я не знаю, как это сделать. На стене рядом с кроватью вижу два белых рычажка — похоже, это и есть выключатель. Но я уверена: меня шарахнет током, если я нажму не тот, что нужно.
Я чувствую, как внутри нарастает страх, и, сев в углу на корточки, шарю в чемодане: надо нащупать прореху в голубой обивке. Вот и она. Я лезу внутрь и вытаскиваю спрятанные там листы бумаги и карандаш. Мне становится чуть лучше, когда я разворачиваю сложенные страницы и разглаживаю замявшиеся места. Вожу трясущимся пальцем по строчкам и нахожу слово двери, затем кошки. Еще ниже записан свет электрический. Я снова смотрю на люстру, вдавливая палец в листок со словами, мысленно прокручиваю их в голове и проговариваю про себя. В конце концов я успокаиваюсь, разум проясняется.
Три года назад, вскоре после того как мне стали сниться кошмары, мама придумала, что справляться со страхами мне будет проще, если я стану записывать их на бумаге. Поначалу в Списке немыслимых страхов значилось всего лишь несколько жутких слов: гроза, пожар, туберкулез, развязанные шнурки. Как-то раз весной я увидела, как по дороге из школы мой одноклассник наступил на свои развязавшиеся шнурки, споткнулся, упал и расквасил себе нос. Кровищи было море.
Список пополнялся, и за несколько дней в него добавились следующие страхи:
хаггис (вареный бараний желудок, набитый молотой требухой и овсянкой, фу)
крысы
корабли (любых видов)
леденцы
разговорчивые незнакомцы
мотыльки
За несколько недель я исписала десять страниц с обеих сторон и очень этим гордилась. Я показала свой список моей учительнице, сестре Мод, а она вызвала маму в школу, и мы долго разговаривали о том, что эти «нездоровые навязчивые идеи» меня до добра не доведут. Я пыталась им объяснить, что думаю не о смерти, а только о том, как ее избегать. Но они не поняли разницы. Учительница оставила себе мой список «для личного архива», а мама твердила, что поощрять такое мое поведение было неправильно, и сказала, что я должна прекратить записывать свои страхи.
Разумеется, я ничего не прекратила, но теперь делала это тайком и записывала их в произвольном порядке, добавляя новые слова по своему усмотрению.
аллигаторы, муравьи, предметы с заостренным концом
летучие мыши, крупные волосатые носы
свечи с дрожащим язычком пламени
кошки, старые шкафы
темнота
двери. двери. двери
свет электрический, пустые коробки
пожары, туман, складывающиеся веера, отопительные котлы
призраки
С тех пор список сильно вырос. И поскольку то и дело появляются всё новые и новые страхи, места для них не всегда хватает. Поэтому они теснятся на полях или в обтрепанных и помятых уголках.
Некоторые нацарапаны вверх тормашками. Некоторые наполовину стерлись, и их уже не прочесть. А иные слова я столько раз обводила карандашом, что продырявила в этих местах бумагу.
Я веду пальцем по строчкам и думаю о торчащей из стены металлической трубке, которая издавала свист. Между пауками и дымовыми трубами есть чуточка свободного места, и я вписываю туда переговорные трубки огрызком карандаша. И медленно выдыхаю.
Через пару минут я вспоминаю о колокольчике и решаю для собственного спокойствия пробежаться глазами по странице. Слава богу, этот страх не очутился в моем списке, как сам колокольчик в чемодане. Возможно, кому-то это покажется неразумным — записывать все свои страхи и пропустить самый главный из них, — но я настолько боюсь этого колокольчика, что мне дурно от одной лишь мысли вывести эти буквы на бумаге.
Дело в том, что колокольчик — заколдованный.
Стоит услышать его позвякивание — и сковывает жуткий страх. Даже мама, а уж ей смелости не занимать, выдернула из колокольчика язычок, чтобы он больше не звенел.
От этих мыслей у меня внутри всё сжимается, и я стискиваю в руке листы со Списком немыслимых страхов. Я не убирала колокольчик в чемодан. Честно. Когда он исчез из нашей квартиры, я, как и мама, не знала, куда он подевался. Я не врала.
Но и до конца честной я не была.
Мама не знает, хотя явно подозревает, что это я потеряла колокольчик. Мне было тошно на него смотреть. Я до жути боялась, что он снова начнет звенеть, даже с выдернутым язычком. Вот поэтому я и спрятала его в старом пустом чемодане, думая, что нам не придется
