нарастал интерес. Я проскальзываю в спальню, которую делю с Кэндис, сестра, к счастью, еще спит, раздеваюсь, чтобы забраться в свою кровать. Я должна написать Ноа.
Что, черт возьми, я собираюсь сказать? Я набираю сообщение раз шесть, и стираю каждое из них, чтобы начать сначала. Все они звучат по-идиотски, наверное, потому что я корю себя за то, что даже подумала, что у меня есть реальный шанс с парнем, чья жизнь настолько нормальна, что он даже не может представить себе мою.
Наконец я пишу:
Прости, что мне пришлось уйти. Дома все пошло наперекосяк, и мне нужно было проведать детей.
Я отправляю его.
Затем добавляю:
Я прекрасно провела время. Спасибо тебе огромное. Я никогда этого не забуду.
А потом, не успев остановиться, я добавляю эмодзи в виде сердечка и отправляю и его. А затем выключаю телефон и проваливаюсь в сон.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сожаления
Ноа
Я просыпаюсь, когда еще темно, поворачиваюсь в кровати, чтобы обнять Калинду. Но ее там нет, а кровать холодная.
— Калинда? Детка, где ты? — Я тянусь и включаю прикроватную лампу.
Ее нет.
Ее одежды нет, сумки тоже. Калинды нет.
Я не понимаю. Не понимаю.
Я встаю, осматриваю весь номер. Все, что от нее осталось, это ее шелковистые голубые трусики, запах ее киски и духов на простынях, который заставляет меня снова возбудиться, в то же время заставляя мое сердце замирать.
Никакой записки. Никакого сообщения. Сейчас чуть больше пяти утра, и до зимнего рассвета еще далеко.
Это ни хрена не смешно. Я думал, мы только что посвятили себя друг другу, а тут она встает и уходит? Я просто не понимаю. Я лежу на кровати, чувствуя пустоту, пока мой телефон не пикает сообщением от Калинды, с неубедительным оправданием типа «ой, мне нужно было домой», а затем благодарственным сообщением, которое похоже на прощание. Теперь я чувствую себя еще хуже.
Я не пишу ей ответ.
В душе я думаю, не во мне ли дело. Почему женщины, которых я люблю, бросают меня?
Калинда никогда не производила на меня впечатление девушки, которая бы воспользовалась и бросила, но неужели я что-то упустил? Неужели вчера вечером она была увлечена только хорошей едой и хорошим трахом? Я просто не могу поверить, что она такая эгоистка или наемница. «Мне нужно было пойти проведать детей.» — что за чушь.
Если только… О, я не знаю. Что, черт возьми, значит «все пошло наперекосяк»?
К черту. Я иду домой.
Я надеваю свой помятый костюм, выхожу из «Джефферсона» и еду к себе домой. Рейчел слышит, как я копошусь на кухне, и заходит, зевая.
— Почему ты дома так рано? Или так поздно? — спрашивает она.
— Где этот гребаный кофейник, Рейчел?
Она хмурится на меня.
— Я купила кофеварку Keurig — вот эту штуку. Че ты ворчишь?
Я рычу в ответ.
— Не спалось? О, вот капсула кофе для этого.
Снова рычу.
— Ты наливаешь сюда воду и нажимаете кнопку, чтобы запустить. По сути, это защита от дурака. У тебя похмелье?
Я еще раз рычу и качаю головой.
— Мне просто нужен кофе, черт возьми. — Она права, это легко.
Рейчел достает большую кружку для меня, а затем одну для себя.
— Иди садись, я налью.
— Я не беспомощен на кухне, ты же знаешь, — говорю я ей.
— Конечно, нет. — Она подшучивает надо мной. — Я полагаю, твое свидание было отстойным?
Я сажусь.
— Я думал, что все прошло отлично, вообще-то. Я отлично проводил время и думал, что она тоже.
Рейчел наливает кофе и ставит его передо мной. Он такой же черный, как и мое настроение. Она предлагает мне сливки, но я качаю головой.
— Так что случилось? Ты ржавый в постели или что?
Я смотрю на нее.
— Почему, черт возьми, это должна быть обязательно моя вина?
Она наливает кофе в машину для себя и пожимает плечами.
— Может, у тебя просто мало практики? Я не знаю. Теперь, когда ты снова в седле, ты можешь попробовать с кем-нибудь еще.
— Я не хочу никого другого! — взорвался я. — Я хочу ее. А она просто… — Мое горло пересыхает. Я не могу говорить, поэтому вытаскиваю телефон из кармана и нахожу переписку. — Прочитай это жалкое оправдание.
Рейчел читает его, затем смотрит на меня.
— Может быть, это и оправдание. Может быть, это и настоящая чрезвычайная ситуация.
— Но следующая часть, она звучит как огромный поцелуй. Но на отъебись, — поправляю я.
Брови Рейч поднимаются вверх.
— Значит, вы все-таки переспали.
— Несколько раз. И если она не симулянтка мирового класса, то ей это нравилось.
— Теперь ты хвастаешься.
Я вздыхаю. Мне просто хочется вернуть Калинду. Вернуть нас.
— Если ты хочешь вернуть девушку, тебе, возможно, придется добиваться ее. Не отказывайся от нее, — говорит мне Рейчел, а затем садится рядом со мной со своим кофе.
— К черту. Я собираюсь сводить Джеймса в музей науки сегодня утром. Может, вздремну немного после обеда. Вечером на работу.
Я встаю и выхожу из кухни, точно так же, как Калинда вышла из комнаты, в которой мы отдали свои тела друг другу прошлой ночью.
Мое настроение не становится лучше, когда я иду на работу, поэтому я твердо решил держаться подальше от радиологии. Это средняя по загруженности ночь в отделении неотложной помощи, полная обычных случаев подозрения на аппендицит и переломов костей, плюс пара сердечных приступов, преждевременные роды, легкий инсульт и лихорадящий малыш с матерью, панически боящейся повреждения мозга. (У ребенка небольшая вирусная инфекция, и с ним все будет в порядке).
Перед самым концом нашей смены врачи скорой помощи приносят нам два случая подозрения на передозировку, пара найдена без сознания в квартире. Я беру парня, а мой приятель Мэддокс Грей — женщину. Налоксон возвращает их обоих к жизни, и после этого мы с Мэддоксом, потягивая чашки кофе промышленной крепости из кофейников в кафетерии, обсуждаем их.
— Я никогда их не пойму. — говорит Мэддокс. — Женщин, которые садятся на наркотики прямо на глазах у своих детей. Бедняжки. За детьми приедет CPS, но сейчас они сидят в комнате ожидания. — Он качает головой. — Копы сказали, что у этой дамы судимость длиной с твою руку. Они, вероятно, собираются лишить ее родительских прав, и я не могу сказать, что это плохая идея. Забавно, но оказалось, что она мать одного из наших рентгеновских техников.
Одного из наших рентгеновских техников. Я был слеп или глуп. Меня озарило мыслью все пошло наперекосяк.
— Калинда Уайт.
