к которой у моей пожилой подопечной оказалась настоящая тщательно скрываемая страсть.
К данному открытию меня привело мое собственное неуемное любопытство, которое я питаю — и скрывать это было бы глупо! — ко всему, что так или иначе касается Патрика Штайна: так вот, по понедельникам, средам и пятницам, с фрау Штайн занимался эрготерапевт, несколько сумрачного вида мужчина с окладистой бородкой, вызывающей стойкую ассоциацию с суровыми викингами и иже с ними. Возможно, он даже был скандинавом, хотя фамилию носил немецкую и крайне звучную — Мюллер.
Этот «викинг» два часа кряду истязал свою несчастную «жертву», разрабатывая ее правую руку и почти неподвижные ноги… Даже мне было бы страшно впасть в его немилосердные руки, но фрау Штайн сносила эти самоистязания в полном молчании, словно мученица в застенках инквизиции. Иногда мне хотелось за нее помолиться…
Итак, пока викинг-мучитель занимал своими пытками мою подопечную, я могла позволить себе небольшие экскурсии по дому и в первую очередь я заглянула в комнату Патрика… То, что это именно его комната, было понятно уже по разбросанной по полу грязной одежде и пустой бутылке из-под пива, закатившейся под кровать. Да, именно так: я заглянула и туда, сознаюсь… Просто мне казалось жизненно необходимым отыскать прежнего… другого Патрика, память о котором я хранила все эти годы, и, кто знает, не завалялся ли он под кроватью, подобно этой опустевшей бутылке пива.
К сожалению, в его комнате я не нашла ничего, кроме унылой серости…
А вот в комнате его матери… в бывшей комнате его матери, я обнаружила коробку с любовными романами в мягкой обложке. Коробка эта была втиснута в узкое пространство между креслом и старым бюро из орехового дерева, которым уже лет сто никто не пользовался… Просто бытовой раритет.
От подобной находки я едва не захихикала в голос…
Суровая фрау Штайн, оказывается, верила в любовь!
И когда я спустилась проводить герра Мюллера с внешностью могучего викинга, то прихватила парочку романов с собой — мне было любопытно увидеть реакцию старушки на обнаруженную мною находку.
— Как вы себя чувствуете после всех приложенных нашим милейшим инквизитором усилий? — бодро осведомляюсь я у фрау Штайн, как бы ненароком пристраивая обе книги на край ее прикроватного столика. Глаза пожилой женщины на секунду замирают на двух сплетенных в страстном порыве влюбленных на книжной обложке, а потом выстреливают в мою сторону…
— Что? — пожимаю я плечами. — Вот, нашла что почитать? Аннотации обещают много интересного. Впрочем, не думаю, что вам такие нравятся… Не так ли?
Та молчит, испепеляя меня взглядом — понимает, что я рыскала в ее комнате. Но мне все равно… почти.
— Ладно, раз уж я вам пока не нужна, то пойду-ка я почитаю… про любовь, — многозначительным голоском уведомляю я старую леди и прихватываю со столика обе книги в цветастых обложках. — Уверены, что не хотите послушать одну из этих «сладких» историй? Свежей газеты все равно нет.
Та не удостаивает меня ни единым хлопком по одеялу, и потому я присаживаюсь у окна и погружаюсь в хитросплетение любовной интриги, нет-нет да прерывая чтение комментариями, вроде «вот ведь хитрющая эта девица Хейворд» или «а у этого Дика есть все шансы стать моим любимчиком» и так далее в том же духе.
Фрау Штайн хватает лишь на первые пятнадцать минут, а потом она опрокидывает на пол стакан с водой…
— Что вы творите? — отзываюсь я на ее хулиганство. — Мне казалось, мы с вами договорились…
Она лупит по одеялу, и я продолжаю:
— … Договорились, что я стану читать вам…
Она снова лупит по одеялу.
— … газеты, — заканчиваю я свое предложение, догадавшись вдруг, что та хочет донести до меня. — Хотите, чтобы я почитала вам книгу?
Фрау Штайн нехотя опускает руку на одеяло — понимаю, нелегко сдавать свои позиции.
— Хорошо, я вовсе не против. — И я пересказываю ей зачин начатой книги, продолжая чтение с того места, на котором остановилась, и поначалу все идет очень даже неплохо… Но тут мы доходим до этой сцены: — „Придержи подол или совсем сними сарафан. Щеки налились жаром. Вся красная, Реджина тем не менее исполнила приказ…» Э, — не менее красная, чем озвученная в романе Реджина, я смущенно бросаю на старушку осторожный взгляд, — слушайте, давайте упустим, что ли, этот момент…
Но та дважды лупит по одеялу с такой яростной силой, что я даже подскакиваю на месте. Ясно, она жаждет продолжения…
— „Стоя перед диваном, она старательно избегала взгляда Себастьяна, пока тот рассматривал ее. Реджина начала возбуждаться», — мой голос хрипит, и я снова замолкаю, косясь на старую развратницу. Как еще прикажете мне ее называть… Та взглядом понукает меня продолжить чтение, и я нехотя подчиняюсь: — „Внезапно он запустил руку ей между ног. Слегка коснувшись поросли на лобке, Себастьян большим пальцем принялся медленно растирать…» Ну, знаете, хватит! — восклицаю я, захлопывая книгу. — Это просто порнушка какая-то… Я не стану читать такое… вслух.
В этот момент я практически вижу, как фрау Штайн торжествующе ухмыляется, словно празднуя расплату за мои же ультиматумы в свой адрес. Или, возможно, это игра моего воображения, не могу утверждать это с точностью… А та снова лупит рукой по одеялу.
— Не стану я этого читать, даже не надейтесь! — Хлопает входная дверь, и я, красная и чуточку возбужденная, вылетаю из комнаты развратной старушки, буквально налетая по пути на Патрика, спешащего в мою сторону.
Он останавливает меня, касаясь руками моих плеч.
— Эй, стой, где-то пожар?! — говорит он при этом.
Пожар — правильное слово: все во мне полыхает, взметаясь ввысь ярко-красными искрами… Даже руки Патрика с загрубевшими подушечками пальцев вызывают у меня новые очаги непроизвольного возгорания в области сердца и легочных альвеол: я прокашливаюсь, словно наглотавшаяся дымом жертва пожара, а потом хриплым голосом отзываюсь:
— Я просто опаздываю кое-куда… Извините.
В этот раз Патрик не вызывается подвезти меня до дома, и я медленно бреду по разморенным от зноя улицам, все прокручивая и прокручивая в голове действия некоего Себастьяна по отношению к слишком покорной ему Реджины… Боже, что за наваждение! Определенно, мне напекло голову и у меня случился солнечный удар.
Вот ведь старая склочница и ее развратные романы…
Другой моей находкой оказалась старенькая швейную машинка «Зингер», которой, похоже, не пользовались энное количество лет. Я едва не задохнулась от счастья, проведя пальцами по ее металлическому корпусу, окрашенному в угольно-черный цвет… Рядом в картонной коробке отыскались катушки ниток, старые пуговицы, замочки и крючки для одежды, полу ржавые ножницы
