с кирками и лопатами. Таскали камни, ворочали мешки с песком. Ремонтировали дорогу. Дементий показал пальцем на молодого парня в бежевом плаще:
— Господин, Румянцев.
— Понял. Пойду, поздороваюсь.
Румянцев курил сигару и поправлял золотые кольца на пальцах. Ветер трепал соломенные волосы, в ушах блестели серьги.
— О, Максимилиан, здарова!
Я протянул руку, а он смял меня в охапку:
— Как жизнь?
— Да, нормально. А у тебя?
— Тоже ниче, — он выпустил дым и показал сигарой на дорогу. — Вот дорогу ремонтируем.
— Ясно.
Румянцев заметил, как я смотрю на его сигару, и понял всё без слов:
— Держи!
— Спасибо!
Неподалеку от Румянцева стояли трое наемников. Все одеты в кожаные куртки, вооружены топорами и кинжалами. Мой простоватый Архип выглядел нет так стильно и пафосно, зато мгновенно поднес спичку, когда оно понадобилось. Я вкусил дорогой табак и выпустил дым. Встреча местных боссов — это тебе не хухры-мухры. Тут всё серьёзно. Кареты, охранники, сигары.
— Дорога, между прочим, для нас обоих, — сказал Румянцев.
— Прими мою благодарность.
— Ха! — Румянцев похлопал меня по спине. — Денег, значит не дашь?
— Не-а.
— А мне и не надо. Я же для народа. Для людей своих преданных. Это ж самая малость из того, что я могу для них сделать. Пусть и твоим, и мои людям лучше будет. А деньги? Ну что деньги? Благодарность людей — вот главное наше богатство!
— Гы-гы! — вырвалось у меня.
— Гы-гы-гы! — подхватил Румянцев. — Ржака, да? Мещерский, собака сутулая, заставил эту хренову дорогу ремонтировать! Знает же, что денег в обрез, — Румянцев спрятал золотой браслет под рукав. — Каждый золотой на счету! Нет, бл*ть, дорогу ремонтируй! Тебе надо — ты ремонтируй!
— Во-во! — согласился я.
— По бабам? — вдруг предложил Румянцев.
— Ну-у-у, можно.
Румянцев усадил меня в свою карету. Та оказалась в разы роскошнее, будто я из Рено Логан в Мерседес пересел. Извозчик нажал на педаль, и мы поперли смотреть территорию Румянцева. Ничего интересного там не было. Выглядело всё плюс-минус также, как и у меня. Да и отношение людей к Румянцеву не сильно отличалось. Извозчик гнал карету, которую провожали озлобленные лица людей. Ничего не поделать. Такова участь элиты. Приходится переносить все тяготы свалившегося на нас бремени и мириться с тем, что люди никогда не попробуют черной икры с пятидесятилетним вином. Ну, ничего. Мы вытащим это на своих плечах. Для того они нас и выбрали.
Земли Румянцева были в два раза больше моих. Там было где разогнаться. Мы пронеслись по центральной улице, выскочили на площадь, а оттуда помчались под горку. На холме показался золочёный купол, вокруг него — каменная кладка, голубые ели, плиточные дорожки.
— Втюхал хренову кучу бабок в это фамильное место силы, — прокомментировал Румянцев. — Бесполезная шляпа. Зато людишки лишних вопросов не задают. Где деньги? Так вот они, — улыбнулся Румянцев и показал на купол храма.
С холма мы спустились к каменному поместью Румянцева. Рядом уже стояла карета с девчонками. Я их не видел, но слышал прекрасный задорный смех и тоненькие голоса. Румянцев оказался своим человеком. Сейчас закрепим наш союз, скрестив шпаги, так сказать, и дела пойдут в гору. Бабки у меня есть, а правила «правильного» поведения, я подсмотрю у нового друга. Живём!
Шлепками по мягким местам, Румянцев погнал девчонок в поместье, а я остановился, чтобы перекурить. Двери и окна близлежащих домов были заколочены. В начале и конце улицы стояли наемники. Вот она — депутатская неприкосновенность.
На фонарном столбе висело объявление о пропаже. Желтая бумага, на которой было нарисовано лицо от руки. Похожее я видел в своем квартале, но человек другой. Тут девчонка, а там — мужик какой-то. И кому вообще вздумалось похищать людей в Виктомске? На кой хер? Маньяки, что ли орудуют? Я подумал, что нужно спросить об этом у Румянцева.
Поднялся по ступенькам в поместье и напрочь забыл обо всём. Вокруг фонтана танцевали обнаженные девки, играла живая музыка, а Румянцев в халате ходил с бутылкой вина и менял пары.
— Присоединяйся, Максимилиан!
… … …
Храсанфу понравилось кличка, которую ему придумал господин Глинский, и теперь он просил, чтобы его так называли все. Даже ненавистный Пущик.
— Крис! — гордо сказал он.
— Да хоть Кристина! — крикнул Пущик. — Откуда у тебя столько денег?!
Крис сидел на пустой коробке за пекарней и ел посахаренные булки. В отвороте майки у него лежало ещё несколько пирожков с повидлом. Потом появился Пущик и началось.
— Заработал!
— Как?! На уродца Глинского ишачишь?!
— Не твоё дело!
— Сейчас будет моё!
Крис дёрнулся к дороге, Пущик наступил ему на ногу. Крис упал, выронил булку и несколько пирожков.
— Отпусти!
— В одиночку хомячишь, крыса!
— Не с тобой же делиться!
Пущик поднял один пирожок с повидлом, а второй раздавил ногой. Крис поднял камень и ударил Пущика в живот. Но бодаться с подростком на четыре года старше — не по шансам. Пущик разбил Крису губу, положил на землю и встал ногой на грудь. Загребущей лапой залез в карман и достал все деньги.
— Верни, а то я всё Глинскому расскажу!
— И что он мне сделает?! Глинский твой — трус, жмот и шестёрка Мещерского!
— А ты вор!
— И ничего не вор! — Пущик пересчитал деньги и положил в карман. — У Глинского все деньги ворованные, а воровать ворованное — это не воровство!
— Пошёл ты!
— Заткнись! Или сейчас так тебя разукрашу, что глаз заплывут! И хоть слово кому скажи!
Пущик замахнулся, Крис прикрылся рукой.
Закинув жопку от пирожка в рот, Пущик злобно посмотрел на Криса и пошёл переулками. Потемнело, домой идти перехотелось. А в бар нельзя. Рыбаки все деньги отберут, если увидят. Он свернул к рынку. Из продавцов остались только старушка с варёной кукурузой и дед с самогонкой. Пущик взял два початка и бутылку. Побежал к стене.
Забравшись в окно брошенного дома, Пущик прошел насквозь и вышел на поляну, среди которой валялись бревна. На одно сел, на другое закинул ноги. Выпил, закусил кукурузой.
Показалось, или кто-то шёл? Дрын с подельниками? Вряд ли. По вечерам они караулят рыбаков у бара и клянчат пиво. Рыбаки им дают. А потом ржут с них.
Пущик ещё откусил и снова повернулся. За полуразрушенной стенкой кто-то прошёл. Мелькнул тёмный плащ. Пущик поднялся и замер:
— Дрын?!
Кто-то обошёл заброшенное здание и вышел на поляну. Из-под черного плаща выглядывали иссохшие, но большие руки с окаменевшими когтями. Пущик проглотил слюну, подался назад:
— Я тут друга ждал… Но уже ухожу!
Капюшон был большим и широким. Им можно было укрыть целую бочку. А голова под
