наследницы Полемона (во втором браке, после смерти Динамии) Пифодорцды с царем Каппадокии Архелаем. Такое объединение было необходимо Риму как антипарфянский буфер, но просуществовало оно недолго, до смерти Архелая в 17/18 гг.[145] Преемники Полемона I придерживались полностью проримской политики и зависели от Рима. Когда необходимость в буферном государстве у Рима отпала, Нерон в 63/64 гг. н. э. присоединил бывшее Понтийское царство к римской провинции Галатия[146].
Крупнейшие города Южного Причерноморья, особенно Амис и Синоп, сильно пострадали во время III Митридатовой войны, походов Фарнака II и частой смены алчных и корыстных правителей или боровшихся за власть в Риме и на Понте группировок. Возможно, временный упадок бывших столиц способствовал подъему Трапезунда и возрождению Керасунта, которых Помпоний Мела называл «rarae urbes… maxime illustres», в то время, как еще Страбон считал Керасунт незначительным селением[147]. В III в. н. э. Зосим именует его «большим и многолюдным городом» (πόλει μεγάλη καί πολυάνθρωπο), обнесенным уже в то время двумя стенами[148]. Равным образом и Амастриду Плиний Младший называл городом красивым и благоустроенным и, с согласия императора Траяна, для оздоровления города проводил работы по засыпке протекавшего через центр грязного и зловонного ручья[149].
Период относительной стабильности и процветания для городов Понта продолжался с правления Августа (27 г. до н. э. — 14 г. н. э.) до варварских набегов середины III в. н. э. Римская провинция Вифиния и Понт, к западу от царства Полемона, в которую входили Синоп и Амис, до 165 г. считалась сенатской и управлялась проконсулом. Затем, видимо, при Марке Аврелии, она перешла под юрисдикцию императора и управлялась его легатом. По реформе Диоклетиана Вифиния и Понт составили Второй понтийский диоцез, во главе администрации которого был викарий. Наконец, при Константине I была учреждена специальная провинция, названная по имени матери государя Елленопонтом. Юстиниан I расширил ее границы до Трапезунда. Восточные же и южные области Понта после аннексии Римом Полемоновского Понта в 64 г. н. э. образовали так называемый Средиземный Понт[150]. Римское правительство придавало ему особое стратегическое значение. Ведя войну с Парфией на территории Армении, Рим снабжал свои армии продовольствием и снаряжением через Трапезунд[151], превращенный постепенно в морскую и военную базу империи на Востоке. В этом контексте и следует рассматривать предоставление Трапезунду статуса свободного города[152], и строительство в нем после 129 г. н. э. по распоряжению императора Адриана гавани.
Создавая оборонительный лимес на Востоке, римляне располагали один из своих легионов в Мелитине (Малатье), другой — в Сагале (Садаг), на Понте и третий — в Самосате. Эти войска контролировали важнейшую стратегическую дорогу Восточной Анатолии, шедшую от Трапезунда к Мелитене и Самосате, с ответвлениями[153]. Значительная ее часть была построена римлянами к 76 г. н. э. и использовалась с тех пор в течение античности, средневековья и нового времени. Крупные римские гарнизоны, первоначально — для защиты от пиратов, располагались и на многочисленных укрепленных пунктах побережья от Трапезунда до Апсара в устье р. Чорох и Себастополиса (Сухуми)[154]. В самом Трапезунде размещались сначала получившие римское гражданство и реорганизованные в когорты войска Полемона, а затем — вексилляции римских ХII и XV легионов, чьи лагеря были в Сатале и Мелитине[155]. Риму был передан и значительный флот Полемона, который был впоследствии усилен[156]. По предположению М.И. Максимовой, главной его базой стал не Трапезунд, как при Полемоне, а Синоп, обладавший лучшей бухтой, хотя и Трапезунд сохранил значение торгового и военного порта[157].
И все же, установление римского господства на Понте встречало сопротивление как части населения греческих городов, так и окружавших их племен. Проявлением этого стало пестрое социальное движение под руководством Аникета в Трапезунде в 69 г. н. э. Воспользовавшись борьбой за власть в империи Вителлия и Веспасиана, бывший раб, вольноотпущенник последнего Полемона и командующий его флотом Аникет, от имени Вителлия призвал к восстанию соседние с Трапезундом мегрело-чанские племена. Ему удалось ворваться в Трапезунд и перебить не оказавший серьезного сопротивления и состоявший в основном из греков, бывших воинов Полемона римский гарнизон. Аникет сжег римские суда и добился господства на море, строя быстроходные малые суда с поднятыми бортами и одинаково острой кормой и носом, позволяющими причаливать к берегу любой стороной корабля. Только посланные императором Веспасианом отборные подразделения легионов во главе с опытным полководцем Вирдием Темином смогли подавить восстание. Аникет бежал к одному из местных чанских (лазских) племенных вождей, который сначала поддержал его, но затем, под угрозой войны с римскими войсками, выдал Темину. Примечательно, что Тацит называет эти события «войной с рабами», подчеркивая социальный характер движения[158]. Политическая ориентация Аникета не была случайной, учитывая, что все провинции Понта и Армении присягнули на верность Веспасиану, а понтийские корабли принимали участие в гражданской воине на его стороне[159].
Восстание Аникета лишь углубило интеграцию Понта в Римскую империю и усилило роль Трапезунда как военно-морской базы империи на Востоке. Консолидация империи способствовала развитию торговых связей и укреплению понтийских городов. Синопа, Амис, Трапезунд торговали на обширном пространстве от Италии до Меотиды. Особенно активными были их связи с городами Крыма. В торговле Херсонеса, например, товары, привозимые из Южного Причерноморья или транзитом через его порты преобладали[160]. Города стали центрами значительных земельных округов, их хора была существенно увеличена римлянами, по сравнению с эпохой Понтийского царства. Но если наиболее крупные города, как Амис, Синоп, Трапезунд испытывали подъем, то меньшие, как Котиора, аграризовывались и постепенно утрачивая прежнее значение становились деревнями[161]. Римляне возлагали на города многие функции по управлению провинциями и сбору налогов[162]. Города в римское время обеспечивали себя зерном, вином, фруктами, рыбой, а оливковое масло, вино, мед, воск, квасцы, медь и корабельный лес широко экспортировали. Насаждения олив покрывали, по Страбону, почти всю возделываемую территорию Синопиды[163]. А с вишнями римляне впервые познакомились именно во время Митридатовых войн, когда Лукулл вывез их из окрестностей Керасунта. От имени города и происходит латинское название вишни — cerasus[164]. В плодородных долинах Фемискиры и Свдены в изобилии выращивали просо, сахарный тростник; травы могли прокормить, как писал Страбон, стада коров и табуны лошадей. Окрестные горы изобиловали дикорастущими, а позднее и культивируемыми, виноградом и фруктовыми деревьями. Благодаря обилию кормов можно было охотиться и на многочисленных диких животных[165]. Это позволяло обеспечивать города Понта продуктами.
В Синопе и Амисе работали кузнечные, литейные, ювелирные мастерские, монетные дворы, работали скульпторы и резчики по камню, мебельщики, аптекари. Известен по имени и историк III в.
