согнал улыбку с лица. Глаза адмирала, выцветшие за годы изучения массы документов, но не от созерцания морской глади, сузились, как бойницы.
— Нам безразличны крохотные страны без выхода к морю. Но история учит: немцы не ограничиваются мелкой добычей. Если вы, политики, не остановите Гитлера, его смогут укротить только британская армия и королевский флот. С громадными издержками для империи.
Сэр Иден недоверчиво наклонил голову. Он сам пришел к главе разведывательного ведомства делиться опасениями, но не ожидал, что прогнозы визави еще более тревожные.
— Полагаете, Европа уже сейчас скатывается к войне? Вероятно, сэр, вы преувеличиваете. Гитлер откусит сладкие и доступные куски, потом неизбежно остановится. Проглоченное нужно переварить.
— Помните, в четырнадцатом году на нашей стороне сражалась Российская империя? Пусть не до конца войны, пусть неудачно, но русские оттягивали на себя дивизии, которых, быть может, гуннам не хватило для победы на Сомме. После сепаратного мира с большевиками немцы словно обрели второе дыхание. Какие перспективы нас ожидают, дорогой Энтони, если Гитлер и Сталин вступят в союз?
— Чудовищные. Увы, премьер не желает слушать. Он — миротворец. В его понимании.
Адмирал развел руками.
— Я не прошу немедленно отправить Гранд Флит обстреливать Гамбург! Но даже самый заядлый пацифист желает знать, что творится в стане его, так сказать, нового союзника.
— Нет денег?
— Да. Но не только.
— Внимательно слушаю.
Главный разведчик империи наклонился вперед, навалившись черным мундиром на край стола.
— Знаете, сэр, чем всегда была сильна британская разведка? Людьми и традициями. В Мировую войну многие военные в стане противников и союзников брезговали шпионажем. И только ради Британии на службу в МИ6 шли настоящие джентльмены, из самых достойных семейств, выпускники лучших университетов страны. Деньги нужны для вербовки иностранной агентуры. Наши резиденты ставили на кон свободу, порой — даже самую жизнь из преданности империи.
— А еще к вам записывались отъявленные авантюристы, избежавшие отправки на фронт, но снедаемые тоской по острым ощущениям.
— Да! — адмирал Синклер, так в действительности звали сэра Си, поднял палец вверх. — Но именно сейчас авантюристы джентльмены не понимают угрозы. Буду откровенным. Группы, работающие за рубежом, можно пересчитать по пальцам. Агентурную сеть в Центральной и Восточной Европе предстоит плести заново.
— Ничем не могу помочь в Москве. А вот с Берлином нас связывают тесные узы. Да и сами немцы, по крайней мере — многие из них, относятся к Альбиону уважительно. Фюрер объявил англичан принадлежащими к арийской, то есть высшей, расе.
— Энтони! Я не прошу вербовать Гитлера в осведомители МИ6. Но из его окружения, из военачальников Вермахта, из лидеров партии и СС?
Политик взял паузу, тщательно растерев пальцем несуществующую складку на лацкане. Мысленная инвентаризация гитлеровских бонз его не удовлетворила.
— Позвольте усомниться. Возьмем контр-адмирала Канариса, вашего коллегу и противника. К Великобритании настроен лояльно, но мне трудно представить, что он согласится на прямую сделку с МИ6 против интересов Рейха. Сошки поменьше, неудовлетворенные медленным восхождением по нацистской служебной лестнице, завистливые, считающие, что их несправедливо обскакали, — вот контингент для вербовки.
— Да. А координировать работу должен легально проживающий в Германии резидент. Давно живущий, пустивший корни, вне всяких подозрений полиции и Службы безопасности.
— Признаться, сэр, я в некотором затруднении. На примете полдюжины достойных джентльменов. Уверен, большинство из них не откажет мне в конфиденциальной встрече с представителем Секретной службы, но…
— Договаривайте. Все «но», «за» и «против» нужно обговорить до того, как запылают мосты.
— Именно! Запылают мосты. Люди живут размеренной, ничуть не рискованной жизнью, а с моей подачи она превратится в кошмар, наполненный опасностями, погонями, перестрелками, слежкой, борьбой с контрразведками. Вправе ли я столь радикально менять их судьбу? Не говоря о том, что никто из моих знакомых понятия не имеет о работе разведчика.
— Смею предположить, вы — тоже. Погони и перестрелки не просто редкость, они свидетельствуют о провале, когда агент спасается любой ценой. Конечно, у нас существует специальная школа с обучением приемам радиосвязи, криптографии, фотографического мастерства. Но главное в шпионаже — здравый смысл и жизненный опыт агента. Это очень рутинная, порой весьма скучная работа, требующая терпения, настойчивости. Особенно — интеллекта, дорогой Энтони. Поэтому англичане традиционно сильны в секретных операциях.
Политик извлек из внутреннего кармана блокнот в роскошной кожаной обложке и золотое перо. Видя его колебания, адмирал выложил последний аргумент.
— Готов поспорить, ваш гипотетический протеже, джентльмен-авантюрист с душой пирата, промышлял бизнесом с немцами, игнорируя санкции Версальского мира. Поэтому деятельность на грани и даже за гранью разумного будет ему не впервой. Пусть же искупит хотя бы часть своей вины перед Британией.
— Искупление — религиозная и несколько расплывчатая категория. Бизнесмены предпочитают конкретность. Если я через связи в палате лордов обеспечу им безнаказанность за мелкие шалости в период санкций, градус патриотизма повысится на глазах.
Диалог прервался. Вместо рассудительных голосов двух джентльменов комнату наполнил тихий скрип пера. Энтони Иден аккуратным до самовлюбленности почерком писал рекомендательные письма своим знакомым в Берлине, Мюнхене, Гамбурге и сопредельных с Рейхом европейских странах. Британский лев еще не прозрел, но уже принялся тереть лапой глаза.
Глава 6. Погром
Ночь. Вопль «алярм!» накладывается на последние обрывки сновидения. Под крики дежурного бежим на построение. Протирая заспанные глаза, вижу редкую птицу в армейской казарме — оберштурмфюрера СС. Наш фельдфебель надрывается, грозит всеми небесными и земными карами. Курсанты быстренько замирают в идеально ровной шеренге вдоль коридора.
— Почему они в форме? Я спрашиваю — какого фига они в форме Вермахта?!
Не в трусах же.
— Мы получили комплекты штатского, но не раздали, герр оберштурмфюрер, не было приказа…
— Значит, у вас есть приказ, фельдфебель! — эсэсовец оборачивается к нам и продолжает деловым тоном: — Господа курсанты! Нюрнбергские законы всем известны? Правительство Рейха позволило представителям неполноценных рас покинуть страну. Они упорствуют, не понимают по-хорошему. Значит, нужно объяснить доступнее. Работаем в гражданском. Документов и оружия не брать, только деревянные дубинки. Все ясно?
— Разрешите, герр оберштурмфюрер?
— Да, рядовой.
— Рядовой Монгол, герр оберштурмфюрер, — чеканит мой сосед, представляясь по оперативному псевдониму, и эсэсовец смотрит недоуменно: высокий узколицый европеец ни на грамм не похож на азиата. — Ограничения есть?
— Никаких. По-возможности не убивать. Разве что в крайней необходимости, если вдруг будут сопротивляться. Забирать любое имущество, не громоздкое. Что унесете — все ваше, — офицер нехорошо улыбается и добавляет: — Ноги им не вырывайте. Чтоб сами ушли.
По колонне курсантов училища Абвера прокатывается оживленный шумок. Ради такого веселья не грех и ночь не спать.
Получая рабочую блузу, в которой неотличим от пролетариата из предместий Кенига, я размышляю над очередным испытанием судьбы. Гитлер придумал гениальный ход. Если нация мучается от сознания ущербности из-за бесславной капитуляции, надо ей дать повод воскликнуть: виноваты
