Шумно, с надрывом. Из ее рта фонтанчиком выливается вода, дыхательные пути наконец освобождаются.
Слава богу… Жива все-таки.
Неимоверное облегчение обваливается на меня вместе с адской усталостью. Я чувствую себя настолько выжатым и опустошенным, словно километров сорок без остановки пробежал. Заваливаюсь на сырую землю рядом с Аней и утомленно закрываю глаза. Пытаюсь прийти в себя после пережитого шока.
— Что… Что произошло? — тихий взволнованный голос касается слуха.
— Ты чуть не утонула, — отзываюсь, не поднимая век.
— А ты… спас меня, да?
Молчу, постепенно восстанавливая дыхание.
Такая маленькая и такая глупенькая. Вот какого черта на озеро одна потащилась? Ни мозгов, ни инстинкта самосохранения. Глаз да глаз за ней нужен.
— Спасибо, — смущенно добавляет спустя секунд десять. — Я твоя должница.
— Должница — это мягко сказано, — едко роняю я, открывая глаза и вонзаясь в Аню требовательным взглядом. — Зачем в воду полезла, если плавать не умеешь?
— Я умею, просто…
Она заминается и отводит глаза в сторону. Дрожит вся. Длинные мокрые волосы сосульками обрамляют щеки. Из-под тоненького купальника соски торчат. Фигура красивая, женственная, но лицо совсем детское. И подбородок дробно подрагивает. Будто расплачется сейчас.
— Просто что? — продолжаю изучать ее взглядом.
— Просто там дно внезапно исчезло. А без дна мне страшно. Сразу паника накрывает…
— Опытных пловцов паника не накрывает, — произношу нравоучительно. — А ты дилетант. Значит, нечего в озеро одной соваться. Поняла?
— Поняла, — вторит робко. — Больше не буду.
А сама глазки в пол тупит. Худенькая такая, нежная…
Ну вот как можно на нее злиться? Смотришь на эти трогательно опущенные ресницы, и гнев как рукой снимает. Обнять хочется, пожалеть… Сказать, что все хорошо будет.
— Одежда сухая есть? — со вздохом принимаю сидячее положение.
— Да, я ее вот там, — тычет пальчиком в сторону, — на пеньке оставила.
— Иди надевай. Тебе высохнуть и прогреться нужно.
— Хорошо, — покорно. — А ты?
Ее взгляд касается моего лица и тут же, словно ошпарившись, утыкается обратно в землю.
А я, а я… А я, походу, так и почапаю в мокром до детдома. Шмотки хоть выжимай, в кедах тоже вода хлюпает.
— У меня полотенце есть, — словно прочитав мои мысли, добавляет Аня. — Я им вытираться не буду. Тебе отдам.
— Почему это не будешь? — не догоняю я.
— Ну… Чтобы ты не брезговал, чтобы оно чистое было, — поясняет.
— Какая уж тут брезгливость, — мне становится смешно. — Я тебе только что искусственное дыхание делал. Рот в рот, смекаешь? Так что все твои бактерии уже давно во мне.
Бледные Анины щеки мгновенно покрываются пунцовым румянцем. Она суетливо заправляет за ухо волосы и шмыгает носом. Смущается, бедненькая. Того и гляди под землю от стыда провалится.
— Да ты не робей, — усмехаюсь. — Я же тебе жизнь спасал. Так что за поцелуй это не считается.
— А я и не подумала ничего такого, — краснея пуще прежнего, бормочет она. — Ладно, пойду одеваться…
Встает на ноги и, слегка покачиваюсь, бредет к своему пеньку. А я упираюсь локтями в колени и, не сдерживая любопытства, смотрю ей вслед.
Талия у Ани тонкая-претонкая. И попка, несмотря на общую худобу, имеется. Красивая, зараза. Офигенная. Аж челюсти от восторга сводит. И ведь ладно бы какая-нибудь вылизанная картинка из журнала, но ведь нет, реальная… Абсолютно реальная девчонка. Из крови и плоти. С солоновато-пряным привкусом на губах…
— Отвернись, пожалуйста, — просит Аня. — Пока я переодеваюсь.
Сдуру тянет брякнуть, что я все уже видел, пока она была без сознания, но вовремя притормаживаю. Во-первых, не видел, потому что в тот момент не до этого было. Во-вторых, незачем ее еще сильнее смущать. А то она вон, и так красная как рак.
Коротко киваю и перевожу взгляд на лес. Однако слухом я все еще там, у пенька, рядом с Аней. Практически слышу, как шуршат завязки ее купальника, как падает на землю влажная ткань, как она просовывает ноги в трусики и застегивает молнию на легкой летней юбке…
— Я все, — сообщает она, и я поворачиваю голову обратно.
На ней и правда юбка. Коротенькая, из джинсы. Фантазия меня не подвела.
— Вот полотенце. Возьми, — Аня приближается, протягивая мне махровый сверток.
— Спасибо.
Промакиваю лицо и бегло высушиваю волосы. Затем стягиваю с себя влажную футболку и, скинув кеды, выливаю из них воду. До детдома дойду босиком. А то мокрая обувь мигом натрет.
— Ну что, пошли? — снова смотрю на Аню.
Она с преувеличенным вниманием разглядывает небо, изо всех сил старясь игнорировать мой обнаженный торс.
— Ты ведь понимаешь, что в этом ничего такого? — насмешливо интересуюсь я. — Парни частенько ходят без футболки. Это нормально.
— Да-да, конечно, — спешно заверяет Аня. — Я просто облако интересное увидела. В форме сердечка.
Она указывает пальцем в небосвод, и я подхожу ближе, чтобы посмотреть вверх с ее ракурса. Останавливаюсь за ее спиной и задираю голову:
— Где?
— Вон там, видишь? Чуть левее солнца.
Ну надо же. И правда. Облако в форме сердца. Если вдуматься — полная хрень. А если прочувствовать душой — очень даже мило.
— Прикольно, — улыбаюсь я. — Чем-то похоже на твое родимое пятнышко. Я видел, у тебя на шее есть. Тоже в форме сердца.
Аня неожиданно оборачивается, и наши взгляды притягиваются, точно магниты с разноименными полюсами. Ее лицо невообразимо близко. Я вижу капли, застывшие на ее коже. Чувствую цветочный аромат ее волос. Ощущаю дрожащее тепло ее дыхания…
Опускаю взор чуть ниже, на бледно-розовые губы, и сердце предательски ускоряется. Разгоняется до двухсот. Долбит по ребрам, как молот по наковальне.
Башка становится чумной, а мысли — вязкими.
Дурею.
Нестерпимо хочется ее поцеловать. Вот прям прижаться и обнять губами. Впитать вкус, сожрать всех ее микробов до единого. Наверняка она очень сладкая. Самая сладкая девочка на Земле…
Но тихий голос разума шепчет, что рано. Она не готова еще. Боится, дрожит, не доверяет. А если языком к ней в рот полезу, спугну наверняка. Потом сторониться будет, хрен подкатишь.
А я не хочу, чтобы она меня избегала. Чтобы шарахалась и деру давала каждый раз, как увидит. Я, может, с ней дружить хочу. Ну или не просто дружить… Короче, чтобы контакт наладился. Нормальный, человеческий.
— Это родимое пятно у меня от мамы, — тихо признается Аня. — У нее такое же было.
— Красивое, — я вновь перемещаю внимание к ее глазам. — Мне нравится.
— Спасибо, Матвей.
Друзья обычно зовут меня Мотом…. Хотя Матвеем тоже иногда называют. Однако из уст Ани мое имя звучит как-то совершенно по-особенному. Будто журчание чистого горного ручейка… Аж дрожь пробивает.
— Ну пойдем, — трясу башкой, стряхивая морок. — А то
