не сказала Аарону, что назвала лягушку Феникс. Я боюсь, что он будет смеяться надо мной из-за этого.
Аарон смотрит на меня, затем широко улыбается.
— Это не проблема, Льдинка. Можешь взять мою.
Он берет меня за руку и тянет наверх, в свою комнату. У Аарона огромная спальня, но мне она не очень нравится. Его стены увешаны плакатами с хоккеистами, а весь пол захламлен. В основном шайбами, которые он воровал с арены или хоккейных игр, на которые его водил отец. У него даже есть клюшки по всей спальне, но очень мало игрушек. Но я знаю, что где-то здесь у него много игрушечных машинок.
— Я верну его, хорошо?
— Нет, держи его, чтобы никогда не забыть меня, Льдинка, — говорит он, протягивая мне свою лягушку. Она не такая же, как у меня. Ну такая же, только в другой одежде.
Мой носит хоккейную форму, и это еще одна причина, по которой я назвала его в честь Аарона. Лягушка Аарона носит светло-фиолетовое платье. Он утверждает, что этот цвет называется глициния, но мы все знаем, что это светло-фиолетовый цвет.
Это не имеет значения, потому что этот цвет теперь мой самый любимый.
— Как ее зовут? — спрашиваю я, забирая у него лягушку.
— Э-э, — Аарон пинает носком свой пол в следующий угол, — Вайолет.
— Ты лжешь? — Он лжет. Аарон никогда не назвал бы лягушку Вайолет, если бы он настаивал на том, что платье из глицинии.
— Да.
— София! — кричит снизу отец Аарона. — Твоя мать ждет.
Почему я не могу просто остаться с Аароном? Или с Лили. Я не хочу уезжать так далеко от дома.
Мы с Аароном спускаемся вниз, держась за руки. Я все еще плачу, только сильнее, чем раньше. И становится только хуже, когда мы доходим до последней ступени, где Аарон еще раз обнимает меня.
Прямо перед тем, как мы с мамой уходим, Аарон целует меня в щеку и шепчет:
— Помни, однажды мы поженимся.
Я слышу щелчок, но игнорирую его, потому что Аарон дает мне еще одну вещь.
— Я забыл отдать его тебе вчера, — говорит он, кладя ожерелье мне в руку. — Это одна половинка сердца, другая у меня. Обещай, что никогда не снимешь его.
Глядя на деталь Лего, прикрепленную к тонкой серебряной цепочке, я чувствую, как по носу скатывается слеза.
— Я обещаю.
ГЛАВА 8
«А когда ты окажешься в окопе, я укрою тебя от огня» — Brother by Kodaline
Аарон
— Ты должен попасть в сетку, Марш! — кричит тренер Картер, сердито швыряя блокнот прямо на лед.
В последнее время он в капризном настроении, но его поведение можно понять. Его дочь умерла в прошлую среду, а его сын, который изо всех сил старается стать профессионалом после выпуска, скорее проведет свое время в психиатрической больнице, чтобы навестить мою сестру, чем будет хорошо тренироваться.
Честно говоря, у Колина, вероятно, были и другие причины не появляться сегодня. Например, потому что его сестра умерла, и ему может понадобиться больше времени, чтобы справиться с этим и тому подобное. Но я, тем не менее, чувствую себя лучше, зная, что он все еще заботится о моей сестре. Даже после того, как он завел ее достаточно далеко от того, чтобы нуждаться в помощи.
Это не значит, что тренер должен вымещать свой гнев на мне.
Теперь я знаю, что Тобиас Картер видит во мне чертовски большой потенциал, что показывает довольно высокое эго, исходящее от тренера, который обычно тренирует профессионалов. И мне нравится, что он говорит мне, что я мог бы добиться большего
Но, черт возьми, всего один раз я не попал в сетку, и он продолжает кричать на меня из-за этого.
В течение следующих тридцати минут половина команды катается по льду, а другая половина врезается в них. Тренер сказал, что это отличный способ научиться контролировать внезапные вспышки гнева и агрессивные атаки соперников на льду. Я считаю это полным бредом.
— Что с ним в последнее время? — Майлз протягивает мне руку, чтобы помочь мне подняться. Этот мудак только что столкнулся со мной… и мы здесь на одной стороне командного разделения.
Я беру его за руку и делаю себя намного тяжелее, чем я есть, просто для того, чтобы Майлз немного поборолся. Но, он конечно же, не борется.
— Понятия не имею.
Вообще, я знаю, но я пообещал Колину, что пока никому не скажу ни слова.
— Он ведет себя как я, когда я не трахаюсь хотя бы раз в день. — Он не ошибается, это я должен признать. — В любом случае, как ты думаешь, он отпустит меня раньше, если я вежливо попрошу?
Я качаю головой.
— Ни за что.
— Так я и думал. — Тяжело вздохнув, Майлз смотрит на цифровые часы на другом конце арены. Кажется, он немного нервничает, но я не знаю, почему.
— Все в порядке? Я могу поручиться за тебя, если это необходимо.
Еще одно качание головой, но на этот раз оно выглядит печальнее, чем все ранние действия Майлза.
— Мейв доставляет мне неприятности с Брук.
Майлз обычно не говорит о своей дочери с остальными членами команды или вообще с кем-либо, что говорит мне о том, насколько плоха ситуация сейчас.
Команда знает о Бруклин, но Майлз по-прежнему предпочитает держать ее подальше от всех. Лишь в редких случаях он воспитывает дочь в окружении кого-то или вовлекает её в планы, когда остальная часть команды тоже присутствует.
— Она поставила мне чертов ультиматум.
Прежде чем я успеваю заговорить, тренер Картер дует в свой свисток, а затем кричит:
— Кинг, Марш, я не говорил, что вы можете сделать перерыв на кофе! Вернитесь к фигурному катанию!
Но я этого не делаю. Как и любой хороший «альтернативный капитан номер один», я снова сажусь на лед в знак протеста. Меня не волнует, что это заставит меня оказаться на скамейке запасных в следующей игре, но сегодняшняя тренировка — просто чушь собачья.
Майлз смотрит на меня так, словно пытается сказать, что я сумасшедший. Возможно, да, но я делаю это для него. Если его сестра ставит Майлзу ультиматум, неважно, о чем он, ситуация серьезная. Майлзу нужно уйти, так что я помогу ему уйти пораньше. Наплевав больше, Майлз садится прямо рядом со мной, решив протестовать вместе со мной.
— Что происходит, черт возьми? — спрашивает тренер, подходя к нам. Стоя передо мной, он задаёт этот же вопрос снова.
— Я требую, чтобы мы ушли сегодня пораньше. Очевидно, у тебя есть
